 |
|
 |
|
|
|
|
Секретарь Общественной палаты РФ Валерий Фадеев объявил о начале выдвижения кандидатов в Общественные наблюдательные комиссии (ОНК) в 44 регионах РФ. Член ОНК Москвы и сотрудник Московской Хельсинкской Группы Евгений Еникеев рассказал, что нужно сделать, чтобы стать членом ОНК, и с какими подводными камнями можно столкнуться.
— Я считаю, что в 2016-м попал в ОНК лишь благодаря случайности. Именно в моем случае никаких особых усилий приложено не было. Правозащитной деятельностью я стал заниматься, когда мне исполнилось 27 лет. Все началось с того, что в 2012-м начал работать волонтером в одной из правозащитных организаций Екатеринбурга. Изначально я туда обратился как заявитель, они помогли, и меня заинтересовала их работа. Понемножку стал помогать, затем – посещать семинары и круглые столы по этой теме. Хотя по профессии я программист.
В 2015-м я поступил в московскую «Открытую школу прав человека». Там познакомился с другими представителями правозащитного движения России. Это позволило мне более тесно влиться в среду. И потом через год, когда проходил набор в общественную комиссию, мне предложили выдвинуть свою кандидатуру. В тот момент я был в «Объединенной группе общественного наблюдения» (ОГОН). Это инициативная группа, которая наблюдает за общественно значимыми мероприятиями, как правило, митингами, а также мониторит отделения полиции на открытость и доступность для граждан.
Когда моим коллегам из ОГОНа предложили вступить в ряды ОНК, то и я тоже решил написать заявление и подготовил необходимый пакет документов, который включает в себя справку из МВД об отсутствии судимости. Заявление я подал через дружественную НКО, которая называлась «Независимый экспертный правовой совет».
После подачи необходимого пакета документов в 2016-м меня взяли в ОНК. Не буду скрывать – это стало для меня полной неожиданностью. Я, конечно, хотел туда попасть, но не рассчитывал, что получится. Потому что вместе со мной из общественной организации выдвигались еще трое человек. У этих людей было больше опыта в правозащите, чем у меня. Плюс в московскую комиссию конкуренция очень высокая. Туда обычно берут более известных лиц или людей, связанных с Общественной палатой РФ. В итоге из четырех кандидатов прошел только я один. Думаю, что не последнюю роль в этом сыграло то, что на момент подачи документов я работал на полную ставку в фирме. Есть подозрение, что меня выбрали из расчета, что из-за полной занятости у меня будет оставаться мало времени на посещение СИЗО. Напомню, что тогда произошел громкий скандал: в четвертый состав не попали очень известные правозащитники, например Зоя Светова и Елена Масюк, а люди с туманным прошлым оказались в списке. Скорее всего, мотивация была такая, чтобы наполовину туда попали свои люди, а наполовину – бесполезные.
Формально попасть в ОНК нетрудно. Она формируется из числа граждан РФ, которым уже исполнилось 25 лет, имеющих опыт работы в области защиты прав человека. Общественная организация, в которой состоит претендент, должна проработать в правозащите не менее 5 лет. Любопытно, что в интернете ходит список организаций, от которых выдвигались соискатели на предыдущих выборах в ОНК. Например, там есть «Союз телезрителей».
Важно помнить, что не каждый желающий может стать членом ОНК. Есть определенные исключения. Вы не должны:
В прошлом году были внесены изменения в 76-ФЗ. Ужесточились требования к организациям, которые могут выдвигать кандидатов в общественную комиссию. Самое главное, что организация не должна быть признана иностранным агентом. Это нововведение. В 2016-м это было неофициальным требованием, возможно, поэтому в комиссию не попала Анна Каретникова, которая шла от Правозащитного центра «Мемориал».
Сейчас я работаю в Московской Хельсинкской Группе (МХГ). В этом году я тоже приму участие в выборах в ОНК. Но надежды попасть в новый состав еще меньше, чем тогда. Дело в том, что процедура формирования комиссии наблюдателей довольно непрозрачная. Много вопросов к Совету Общественной палаты. Заместитель руководителя ОНК Ева Меркачёва вносила предложение сделать набор более прозрачным. Например, у нас из 34 человек по СИЗО регулярно ходят от силы 15. Меркачёва пообещала, что теперь в рабочие группы будут включены представители Общественных палат, СПЧ, уполномоченные, которые предварительно изучат потенциальных кандидатов и вынесут свою оценку, чтобы не допустить в состав «странных личностей».
За три года моей работы в ОНК могу сказать, что в 90% случаев СИЗО открыты для наблюдателей. Но есть ложка дегтя. На моих глазах испортилось к нам отношение в СИЗО «Матросская тишина» после прихода туда нового начальника Антона Подреза. Все начало стремительно ухудшаться именно по отношению к наблюдателям. Полковник Подрез мне, в частности, и моим коллегам открыто хамит. Один из примеров: заключенному банкиру Филиппу Дельпалю, обвиняемому по делу Baring Vostok, приходит корреспонденция от родственников на французском языке. Мы спросили, есть ли в изоляторе переводчик и как долго Дельпалю переводятся письма? Подрез заявил, что это не наше дело и данную информацию он нам не обязан сообщать. Мол, пишите письменные запросы. Также в данном изоляторе началась своего рода «итальянская забастовка» по отношению к нам. Это выражается в том, что требования закона или других нормативно-правовых актов исполняются в таком русле, чтобы создавать членам ОНК максимум сложностей. По сути, цель – мешать реализовывать полномочия.
К примеру, я по Дельпалю обратился в прокуратуру по поводу его корреспонденции. Кульминацией такого отношения к комиссии и ко мне стало то, что меня вызвали в качестве свидетеля по делу Майкла Калви.
Хочу отметить, что подобное отношение было и осталось в СИЗО «Лефортово». Хотя там все очень вежливо с нами общаются. Но запрещают заключенным рассказывать нам про получение телесных повреждений. В Федеральном законе № 76 в статье 16 в одном из пунктов указано, что члены ОНК вправе общаться с лицами, содержащимися под стражей, только на тему соблюдения их прав в местах принудительного содержания, так как большинство фактов насилия происходят до помещения их в СИЗО. Поэтому сотрудники администрации «Лефортово» это интерпретируют таким образом, что права заключенных нарушались до прибытия в изолятор и вы общаться об этом не можете. Это были следственные действия – так мотивируют свои запреты сотрудники СИЗО. Мы с этим категорически не согласны, поскольку наличие побоев может свидетельствовать о применении пыток, что является преступлением. Мы вправе об этом спрашивать и будем это делать, несмотря ни на что.
Хочу отметить, что нас очень волнует тема запрета общения с иностранцами-заключенными. Нам говорят, что в СИЗО нет переводчика. А для того, чтобы прийти со своим, нужно разрешение следователя. Тем не менее в законе прописаны права членов комиссии. Они могут беспрепятственно беседовать с заключенными, но в случае если мы будем запрашивать каждый раз разрешение у следователя, это будет прямым нарушением данного положения. Мы этот вариант даже не рассматриваем. Более того, ФСИН обязана, в силу своего же приказа, обеспечивать следственные изоляторы переводчиком в случае, если в них содержатся иностранные граждане. Но они этого почему-то не делают. В связи с этим я подал в суд, но первая инстанция (Лефортовский районный суд) меня не поддержала, сейчас готовлю апелляцию в Мосгорсуд.
Желающим поучаствовать в выборах в ОНК советую для начала ознакомиться с информацией на официальном сайте Общественной палаты РФ.
Источник: White News, 21.07.2019
