Russian English

О Куропатах, концепции ВКЛ и белорусском языке

Томас Венцлова

Литовский поэт, публицист, диссидент и правозащитник, член-основатель Литовской Хельсинкской группы Томас Венцлова после десятилетий вынужденной жизни за границей вернулся из США на родину, в Вильнюс.

Долгие годы был профессором знаменитого Йельского университета. В Беларуси он участвовал в фестивале интеллектуальной книги «Прадмова» по приглашению оргкомитета и Белорусского ПЕН-центра, а приезд его стал возможен благодаря посольству Литвы в Беларуси.

«Cвободные новости» беседовали с литовским писателем во время путешествия Венцловы по стране: за три дня после фестиваля в столице он побывал в Несвиже, Мире, Пинске и Бресте.

О провинциальных комплексах

— И как вам наша глубинка? Заметили, людям нравятся их города, но часто повторяют: ничего особенного, это маленький далекий мир… Да что Мир либо Пинск — в двухмиллионном Минске многие точно так прибедняются, причем реально считают себя европейскими провинциалами!

— Знаете, Осло ведь тоже маленький, как и Хельсинки либо Рейкьявик… Но разве эти окраинные европейские города провинциальные? Смотрите, во всей Исландии жителей столько, сколько в одном лишь Бресте… Но это — высококультурная, глобально настроенная страна!

Моя маленькая Литва равняется на финнов, норвежцев, исландцев, стремительно избавляясь от провинциальных комплексов. Например, наш театр сегодня — один из лучших в Европе, наша литература также начинает завоевывать ее… И если не завтра, то лет через двадцать у нас точно будет, как в Хельсинки либо Осло. В Америке я жил в городе с очень насыщенной культурной жизнью. Но поверьте, в нынешнем Вильнюсе она еще более интенсивная, глубокая, живая!

Может, Минск в этом смысле и уступает нам. Однако тут жил Быков, тут работает Алексиевич… Нет, город уже не советский, хотя и с признаками советизма, это столица, во многом не хуже Варшавы. И хотя Вильнюс гораздо интереснее и красивее Минска, у вас есть какой-то размах, напоминающий мне Китай, в котором недавно был. Одновременно вижу, что появилось больше интереса к родному языку, много книг на белорусском, пусть и небольшие пока тиражи!

Я в 1958-м плыл по Неману на байдарке с приятелем. Сели у места, где Уса и Лоша сливаются в одну великую затем реку, и за 23 дня проплыли до Балтийского моря. Высаживались в Столбцах, Любче, Щорсах, Лунне, Гродно… Помню скудную и мрачноватую колхозную жизнь. А сегодня хотя бы внешне она пошла вперед — технологический прогресс неизбежен.

Но по духу Беларусь — заповедник советской жизни, даже в Москве уже менее советский мир… Что уж с Литвой сравнивать, где коммунистическое наследие давно уничтожается. Хотя многое зря — например, знаменитые статуи в центре на мосту сняли: я был против, но сняли… Сейчас поставили инсталяции, которые красотой не блещут. Ошибка? На мой взгляд — да. Хотя в целом дух жизни в Вильнюсе западный, живой, очень интересный культурный дух.

Мне кажется, в провинциализме вас тормозит неопределившаяся политическая ориентация: то Беларусь с западом, то с Россией, сегодня так, завтра иначе… Пока идет это политическое лавирование, будет оставаться оттенок советскости, а с ним и налет провинциальности.

— Те, кто оправдывают белорусское «лавирование», говорят: посмотрите на «прямозападнолинейных» литовцев: оттуда миллион граждан уехал! Там ставят мировые рекорды по алкоголизму и суицидальности!

— Большая эмиграция в Литве была всегда: и в имперские времена, и в межвоенные. Но никогда это не оборачивалось национальной катастрофой. То, что границы открыты, — хорошо. Люди видят мир, ищут себя в нем, помогают оттуда оставшимся дома родственникам… Я ведь и сам эмигрант, но вернулся! И процесс возвращения будет усиливаться.

Посмотрите: евреев по всему миру больше, чем в Израиле. То же самое в Ирландии. А сколько греков, итальянцев разбросано по всему миру? И разве это вредит Израилю, Ирландии, Греции, Италии?

Считаю, что проблема литовской эмиграции сильно раздута. Сегодня наша экономика развивается, граждане живут лучше, чем когда-либо в обозримом прошлом. И состояние культуры ничуть не хуже, чем до войны, уж тем более лучше, чем при советах, когда она была в определенном загоне. Литва очень продвинулась по пути прогресса.

Что до алкоголизма… Я знал белоруса, который составил некогда необычную карту БССР — в каком регионе какого качества самогон и по какой цене. То есть проблема эта существовала у нас с вами и вчера, просто о ней говорят сегодня больше. А если без разговоров, то я вижу как раз противоречие: пьют на самом деле меньше и уж совсем точно — культурнее. И спутников пьянства — самоубийств становится меньше. Надо учитывать и то, что первые годы после СССР были не только экономически, но и психологически очень трудными. Но разруха миновала, светлее, выше становятся и люди, и общество.

О сложностях трансформации

— Трансформация общественных процессов не менее сложна, чем социально-экономическая переналадка государства. Вы были девятым диссидентом в СССР, которого лишили советского гражданства и выдворили за границу. В том числе, кстати, за участие в организации литовской Хельсинкской группы. И вот сейчас, спустя сорок лет, уже в новой Литве вы как правозащитник остались не у дел? Ведь демократия победила!

— Да, в целом сегодня у нас настоящее правовое государство, где отстоять себя и свое можно официально, что по-прежнему невозможно, увы, в России и у вас. Но гражданская позиция всегда испытывается на прочность, твердость. Оставаться принципиальным сейчас я могу без угроз штрафа либо задержания, а то и тюрьмы, как при советах. Но никто не отменял возможно резкой, а то и вовсе неприемлемой реакции на твои слова, поступки, убеждения. А я пытаюсь и дальше участвовать в общественной жизни, выступаю с различными заявлениями — например, когда замечаю ошибки в политике по отношению к национальным меньшинствам. И часто это вызывает ощутимое недовольство.

Так, поддержал бестселлер Руты Ванагайте «Наши» — на обложке есть моя фраза о том, что эта книга послужит большей сознательности литовского народа, укреплению нашей нации. Напомню, автор написала об участии литовцев в массовых убийствах евреев в годы нацистской оккупации. Этот новый взгляд на Холокост вызвал настоящий общественный взрыв: в СМИ, дискуссионных площадках звучали резкие выпады, обвинения в подтасовке фактов, прямой лжи…

То же самое повторилось и после озвучивания позиции Ванагайте по поводу судьбы лидера послевоенных «лесных братьев» Адольфаса Раманаускаса, арестованного и расстрелянного органами госбезопасности в 1957 году. Она привела сведения, бросавшие тень на этого человека, которые, скорее всего, неверны. Руту стали травить, обзывать в прессе последними словами, даже предложили уйти в лес и повеситься, я выступил резко против: права — не права, но так травить человека нельзя!

Или взять политический скандал вокруг очень интересного писателя Марюса Ивашкявичюса (кстати, белоруса по происхождению, который считает себя литовцем). Человеку дали Национальную премию, но правые круги заявили: он изобразил литовских послевоенных партизан в предумышленно отрицательном свете. Я поддержал Марюса вместе с Союзом писателей, драматическим театром, со многими деятелями культуры и премию оставили…

— Кстати, в российских СМИ перед скорым праздником Победы традиционно много пропагандистских материалов на тему второй мировой войны: дескать, в странах Балтии история искусственно переписывается, подгоняется под новые идеологические шаблоны, уничтожаются памятники советским воинам, искажаются реалии совместного советского прошлого…

— Да, кремлевские пропагандисты иногда вытягивают факты, которые не оспоришь. И самое глупое — отрицать: якобы все литовские партизаны, которые боролись с советами, были с нимбами над головами… Надо признать: случалось всякое, но в целом они боролись против оккупации сталинским режимом — то есть историческая правда была на их стороне. И именно сейчас та правда становится понятной. Партизаны — важная и в целом позитивная страница Литвы.

Никто не собирается уничтожать советские военные кладбища. Если для вас важно, то вместо страшилок приходите и увидите: они содержатся в порядке, как и польские, немецкие военные захоронения. Человек, погибший за свою страну, положивший жизнь в военных действиях, — достоин уважения, если он не военный преступник.

Но российская пропаганда страшно преувеличивает некоторые наши ошибки. Вывод: эти ошибки надо упреждать, следует работать над ними.

— Вы были в Минске, когда в Куропатах стали уничтожать кресты. Правозащитное в душе сработало?

— Человеческое повело туда сразу же…

Случившееся там — это кощунство, позор на весь мир. И мы посчитали своим долгом пойти положить цветы.

Увы, у вас много такого, а у нас оно уже невозможно.

О нашем общем прошлом

— Как вы относитесь к противоречиям в исторических концепциях литовских и белорусских исследователей, литераторов?

— Когда народ ищет тождественность, то поначалу перегибает — мы в 1910-х литовцами Костюшку объявили, всех преподавателей виленского университета... А сейчас белорусы пересаливают — мол, все князья ВКЛ, вплоть до Миндовга и Гедимина — славянские. Но мне кажется, это не так — они балты, хотя, видимо, знали оба языка. Гедимин называл себя королем литовским и многих русских. Вильнюс ведь был в давние времена двуязычным, двурелигиозным…

Много путаницы сегодня вокруг определения «литвины»… Мне по душе такая концепция. Были старолитвины — жители Великого княжества, которые могли говорить на разных языках. Например, Даукша — современник Скорины, писал по-литовски, но называл себя литвином. Старолитвины и Калиновский, и Сирвидас… Но уже в конце XIX века появились новолитвины, народы стали делиться по языковому критерию. Видные литовские новолитвины — Басанавичюс, Майронис, Жемайте; белорусские соответствия им — Купала, Луцкевич, Ластовский. В основном все это происходило в Вильнюсе, где ново- и старолитвины, литовцы и белорусы много общались: Цётка, например, вышла замуж за литовца, а Ластовский женился на литовской писательнице…

Лучше всего можно сказать так: это общее наследие, где по языку не особо скажешь, кто есть кто. Тот же Мицкевич считал себя литвином, хотя немного знал литовский, белорусский, но говорил на польском.

Сегодня любопытна история с надписями на новом захоронении недавно найденных останков повстанцев. Так, память Калиновского хотели вначале увековечить лишь на польском и литовском языках, а я считаю, что нужен и третий, белорусский, ведь Калиновский скорее белорус, как скорее поляк Сераковский, а Мацкявичюс (Антони Мацкевич) — скорее литовец… Все они погибли, все герои — причем герои трех народов, ведь тогда не было резкого различия между ними.

— Что до языка, то у нас эта проблема актуальна и сегодня…

— Вы о русском? Не так страшно. Ирландцы потеряли свой язык, говорят на английском. Но они — ирландцы! Половина бельгийцев общаются на французском, но они — бельгийцы. Мне очень нравится белорусский, пусть он сохранится. Рад, что вижу на вокзале большинство надписей на нем, на английском и китайском… То, что русского меньше, правильно: его и так знают. Не надо впадать в пессимизм: при любом раскладе ваш народ остается народом со своей историей, особой традицией и тождественностью — белорусской.

Источник: Хартия97, 17.04.2019

Страна: