 |
|
 |
|
|
|
|
А.Нарышкин― Всем добрый день! Это программа «Персонально ваш». Здесь Алексей Соломин, Алексей Нарышкин.
А.Соломин― Добрый день!
А.Нарышкин― У нас в студии — Генри Резник, адвокат, член Московской Хельсинкской Группы. Добрый вам день тоже!
Сразу скажем, что сегодня наша программа «Персонально ваш» будет немного укороченной, потому что в 15-45 мы свяжемся по телефону с Верой Меркачевой, журналистом «МК» и членам Президентского совета по права человека, которая этой ночью вместе с другими представителями Общественной наблюдательной комиссии посетила Михаила Абызова. Я напомню, что в ́эти часы как раз принимается решение о мере пресечения бывшего министра нашего правительства.
А.Соломин― Я хотел, во-первых, напомнить нашим слушателям, что вы может нас смотреть на YouTube-канале «Эхо Москвы». Присоединяйтесь, пишите в чат вопросы и комментарии. А также — +7 985 970 45 45, если хотите эсэмэсками обычными.
Генри Маркович я хотел с Вильнюсских событий начать. Дело достаточно давнее. И вот приговоренный самый крупный из которых бывший министр обороны Язов. Ваше отношение к этому?
Г.Резник― Вы знаете, я не следил за этим делом. Поэтому мне неизвестная точная формула обвинения, по которому осужден министр.
А.Соломин― Виновный в военных преступлениях и преступлениях против человечности. И назначить наказание в виде лишения свободы сроком на 10 лет. Ссылается NEWSru.com на представителя судейской коллегии.
Г.Резник― Вы знаете, это слишком общая формулировка. В чем конкретно это выражалось? То ли сам ввод войск подпадает под эти определения юридические, то ли речь идет о жертвах человеческих. Я не знаю, я не владею просто-напросто этим материалом. Не следил за делом.
В общем плане могу сказать, что существует политическая ответственность и юридическая ответственности. Они не всегда совпадают.
А.Соломин― Так. Что такое юридическая ответственность?
Г.Резник― Политическая ответственность — это тогда, когда руководители государства принимают решение, которое могут обернуться неблагоприятными последствиями, а могут и катастрофой для страны, но, тем не менее, их действия не подпадают под понятие юридической ответственности.
А.Соломин― А в чем тогда выражается политическая ответственность? Если это привело к катастрофе или к гибели людей — как эта ответственность выглядит?
Г.Резник― Давайте представим себе. Вот идут спор о том, как проходила приватизация. И многие связывают эту приватизацию с потерями для людей. Что правда. Знаете, тут одной правды быть не может, но тем не менее, для каких-то категорий людей это обернулось просто-напросто очень негативными, трагическими последствиями.
Существует, например, ввод войск в Афганистан, как сами понимаем. Конечно, мы понимаем. И я, например, разделяю ответственность. Понимаете, как Фуше Наполеону сказал: «Мой император, это больше, чем преступление — это ошибка». Как раз в этой формулировке это политическая ошибка. Но это не подпадает под конкретные статьи Уголовного кодекса. Потому что политики, они, бывает, совершают действия, которые, безусловно, оборачиваются для страны последствиями тяжкими. Несовпадение здесь.
Поэтому я вам и говорю: что конкретно вменяется в вину? Вот сам ввод войск туда. Здесь много можно рассуждать о том, каким образом. Не слишком легитимно, скажем, объявила Литва о независимости, о выходе из Советского Союза.
Я вспоминаю дело, которое мге было близко — дело ГКЧП. Я был одним из защитников по этому делу. Тогда, когда вменили измену Родине. Тогда так было, называлось измена Родите. Сейчас называется государственная измена. Я прекрасно понимаю, это была, как я считаю, ошибка обвинения. Им нужно было ограничиться превышением власти. Потому что ГКЧП был учрежден в нарушение порядка, который был предусмотрен для объявления чрезвычайного положения. Вот измена Родине. Я вспоминаю, когда все подзащитные вставали и говорили: «Просим разъяснить, какой Родине мы изменили? Наша Родин — Советский Союз». Понимаете, да? Политически.
Так что здесь я просто не владею формулой вот этой. Если речь, предположим, шла об открытии огня, я не знаю, как это было обосновано. Что, Язов дал такой приказ или не Язов дал такой приказ? Здесь нужно владеть этими фактами. Вы все-таки разговариваете с адвокатом, с юристом.
А.Соломин― Позвольте тогда уточнить. Вот вы говорите о разделение политической ответственности и юридической. С юридической понятно. Есть нарушение законов, и прописана ответственность за это. Те самые сроки, которые не с потолка берутся. В случае с политической ответственности я не очень вас понял, а в чем она должна выражаться. Политик уходит в отставку. Вот пример политической ответственности. А если речь идет о вводе войск в Афганистан или ввод войск — вот этот эпизод, о какой политической ответственности здесь может идти речь?
Г.Резник― Я могу сказать, что в целом, например, решение об удержании республик Прибалтики в составе Советского Союза, такое магистральное решение, оно было неверным. И вот это решение, которое было принято, видимо, Политбюро, оно затем повлекло, соответственно, те же действия, которые сейчас, видимо, были предметом разбирательства в суде. А дальше возникают такие проблемы, как военные, которые выполняют приказ. Кто отдавал приказ?
А.Соломин― Как вы думаете, мы должны судить президентов стран, которые принимают подобные решения?
Г.Резник― Полагаю, что нет.
А.Соломин― Почему? Если это принято решение ведь на самом верховном уровне — ввод войск в Афганистан и прочее.
Г.Резник― Хорошо, опять: какую норму уголовного закона это нарушало? Я писал такую статью. Честное слово, приятно, потому что грузины носили ее, как мне сказали…вырезали… В «Комсомольской правде» еще. Это Тбилисские события. Тогда, кода «черемухой» там потравили. Я говорил как раз о том там. Это был 89-й год, по-моему. Когда хотели удержать Грузию в составе России. Были введены войска, соответственно. Там потравили «черемухой». Вышли на площадь мирные демонстранты. И вылилось это затем в человеческие жертвы.
И как раз я помню, я ставил вопрос, что, скорей всего, это решение само по себе о вводе войск в Грузию юридически неподсудно. А вот дальше действия, которые там были, когда стали травить людей «черемухой» — вот это уже необходимо выяснять. Потому что тогда, в общем, Генеральная прокуратура, она просто-напросто не проводила практически расследования и прочее. Надо было выяснять, кто дал этот приказ. Почему против мирных демонстрантов это было применено. Но самое решение о вводе войск, скорей всего, оно не подпадало как раз под уголовный закон.
А.Нарышкин― Адвокат Генри Резник у нас сегодня в эфире. Вы слушаете «Эхо Москвы». Трансляция «Эхо Москвы» в YouTube идет. Есть ли, по-вашему, срок давности у этих преступлений? Вот почти что 30 лет прошло. Вы понимаете логику тех людей, которые этот процесс затевали в Литве?
Г.Резник― Здесь очень четкий у меня будет ответ. Для преступления против человечности срока давности не существует. Вот понятно, почему такая квалификация дана. Потому что, если бы это были простые убийства, например, то в Уголовном кодексе Литвы того времени, потому что кодексы сходные были; все-таки основы уголовного судопроизводства по уголовному законодательству по тяжким статьям они принимались для всего союза. И там, конечно, существуют сроки давности. А вот для преступления против человечности таких сроков нет давности. Для геноцида нет.
А.Нарышкин― В сухом остатке для такого процесса что мы получаем? Потому что Язов, человек пожилой. Дали ему 10 лет. Он никогда не сядет в тюрьму все равно. Какая отдача от этого, что этот процесс состоялся.
Г.Резник― Это политическое значение. Это символический акт. Потому что это движется, понятно совершенно, некими политическими соображениями. И в таком случае Литва, которая, в общем, добровольно, она никогда не присоединялась к Советскому Союзу, собственно. Пакт Молотова — Риббентропа… непосредственно как раз этого решения. И мирового сообщество никогда не признавало, вы знаете, и те же США вхождения республик Прибалтики в состав Советского Союза. Это осуждение преступного, тоталитарного советского режима, наследником которого в настоящее время является нынешняя Россия.
А.Нарышкин― Властям Литвы такие расследования, такие суды это в плюс? То есть этот принцип «ничто не забыто, мы ничего не простили» — как должны жители к этому относиться?
Г.Резник― Надо, наверное, провести опрос среди жителей.
А.Нарышкин― Сразу после этого займемся этим.
Г.Резник― Поэтому кто-то оценит это, наверное, на плюс, кто-то оценит это на минус. Потому что разные настроения. Мы же видим сейчас, что происходит. Вообще, исторические обиды, они вдруг всплывают многовековой давности. И, например, сейчас могу вам сказать, в той же Казани, вы же не поставите «Бориса Годунова» с песней «Как во городе было во Казани Грозный царь пировал да веселился». Так же, как в Израиле нельзя будет поставить оперу Вагнера, потому что Вагнер был антисемитом. Вот так вот наказывается. И представьте себе, эти волны, казалось бы, о событии, которое давным-давно уже предание старины глубокой, они…
А.Соломин― А вы к таким проявлениям относитесь снисходительно или как к мракобесию?
Г.Резник― Это слишком, знаете ли, резкое, пожалуй, суждение. Я бы сказал так. Наверное, отношусь скорее отрицательно по той причине, что если не переступать и не забывать какие-то исторические события, которые в прошлом происходили между различными народами, различными странами, то, собственно говоря, в этом можно практически увязнуть.
И еще почему отрицательно. Чаще всего это не возникает, как бы сказать, от глубинного народа, хотелось сказать — из глубин народной психологии, но поскольку сейчас есть понятие «глубинного народ», а всё это инициируется сверху политиками.
А.Соломин― Почему? Мы же с вами только что проговорили, что в Казани, например, нельзя поставить памятник Борису Годунову и Ивану Грозному наверняка тоже нельзя. И вряд ли это какой-то политический будет протест руководства. Это люди не захотят.
Г.Резник― Большей частью, я говорю, просто-напросто. Я не думаю, что эти исторические события каких-то прошлых веков могу мотивировать сильно действия людей. Наверное, могут… И должна меняться лексика. Например, уже нет татаро-монгольского ига, как вы знаете.
А.Соломин― Некоторое время уже да.
Г.Резник― Представьте себе надо встраиваться в некоторые отношения, которые возникают по разным, соответственно, причинам, и видимо, исходит все-таки из интересов людей конкретно. Каким образом разыгрывание этих карт определенных исторических может отразиться не на интересах политиков, которые по определению циничны и аморальны. Конечно, разумеется. А что, в политике мораль будете искать? Алексей, да вы что?
А.Соломин― Ну, всё в один…
Г.Резник― Вы знаете, это, я бы сказал лучше, чем идейный фанатизм.
А.Соломин― Аморальность политиков лучше, чем идейный фанатизм?
Г.Резник― Конечно, разумеется. Да. Аморальность что такое? Ну, цинизм такой. Всё определяется не идейностью, и не моральностью какой-то — высокими какими-то абсолютными ценностями, — а все должно определяться для политиков национальными интересами людей, которые живут в настоящее время на данном этапе. И поэтому смена вот эта, она неизбежна в зависимости от ситуации, которая бывает, складывается вообще помимо желаний, положим, руководителей каких-то стран. Надо сюда с холодным рассудком, рационально совершенно, со здоровым цинизмом включаться. И это обуславливает наиболее оптимальные ходы. Не приведи господь, когда начинают сражаться за какую-то идею, и мы это наблюдаем, которая возникает из глубины веков…
А.Соломин― Например. Давайте на примере обсудим это.
Г.Резник― Что вам сказать… В качестве примера сейчас это, пожалуй, будет очень болезненно…
А.Соломин― У нас терпеливые слушатели. Я думаю, что они…
Г.Резник― Сейчас, наверное, да… Я достаточно осторожен, чтобы кого-то не обидеть, положим, но могу вам сказать, что если только сейчас этот тренд в прошлое в СССР, в обеление тех решений, которые принимались, вообще, вопреки интересам людей, идея державности, идея некого идейного господства… я уж не буду говорить, эта идея, слава богу, умерла, но она на протяжении длительного времени существования Советского Союза все-таки главенствовала — победа коммунизма во всем мире. Если, скажем, идея принудительного насаждения демократии, как она понимается в Америке, и если будет принудительный экспорт, как революции, так и контрреволюции — ну, что вам сказать? — это заслуживает, на мой взгляд, только осуждения.
А.Соломин― Подождите. Экспорт революции, контрреволюции может быть. А экспорт демократии — что здесь плохо? Что здесь плохого?
Г.Резник― А я могу вам сказать: экспорт демократии может быть революционным путем. Мы немного вторгаемся в эти области…. Здесь нам будет трудно уместиться в то время, которое есть. Но давайте представим себе, вот, например, я при субъективной оценке, например, бомбежки Югославии, они были абсолютно оправданы. Там был геноцид. А вот с Ираком. С Ираком придумали. Повод-то придумали. Повода-то не было. Никакого оружия там, соответственно, не производилось. И что получилось? Это получился, действительно, мощный удар по международному праву. Так что всё очень рискованно обобщать. Все события, они индивидуальны. И как раз встраивать это в какую-то историческую необходимость какую-то надо очень осторожно.
А.Нарышкин― У нас в эфире Генри Резник, адвокат. Есть ли в российской современной истории или в советской истории периоды, которые требовали бы осмысления с точки зрения нашего Уголовного законодательства. Часто же коммунисты говорят о том, что надо судить Горбачева. За что? За то, что он развалил Советский Союз такой замечательный.
Г.Резник― Давайте так. Опять же обвинение выстраивается: в Уголовном кодексе надо найти статью и подвести под вашу формулу: Он развалил Советский Союз.
А.Нарышкин― Халатность. Это не моя формула.
Г.Резник― Но вы же сказали. Здесь как раз можно сказать: А кто развалил Советский Союз? Развалило Советский Союз создание ГКЧП, потому что Горбачев хотел подписать этот новый абсолютно договор, в котором Советский Союз превращался в конфедерации.
Опять же здесь можно судить и, наверное, мы не получим достаточно веских аргументов, которые с абсолютной точностью говорили о том, как развивались бы события. Но высокая вероятность того, что откололась бы Прибалтика, это, безусловно. Откололась бы Грузия, кстати сказать. А вот, вы знаете, Средняя Азия и Казахстан и Украина бы остались. И, например, это довольно подтвержденные данные о том, что Ельцин абсолютно не хотел прекращения существования Советского Союза. В данном случае была позиция Кравчука. Вот она идея незалежности которая. А когда они возникла эта идея незалежности? Я специально удержался. Потому что к тому времени, когда уже ликвидировался Советский Союз, эта идея незалежности и независимости охватила всю Украину.
Вот как раз провал нашей политики в Украине международный был в том, что мы этого не поняли. Украина неоднородна. Действительно, культурно, она, конечно, неоднородна. Западная Украина, которая развивалась в русле западном, это была часть Польши. Восточная — тяготеющая к России. Но представьте все регионы объединяла идея незалежности, независимости: «Внутри дальше будем разбираться, простите, но от России уйти хотим».
Почему-то считали, что украинские политики должны почему-то руководствоваться, прежде всего, интересами России как наследника СССР, СНГ и прочее. Она рухнула. Отсюда возникла эта обида колоссальная, в результате чего — опять же повторю эту формулу — было совершено больше, чем преступление — была ошибка — это присоединение Крыма. И я не думаю, честно говоря, что при принятии этого решения Владимиром Владимировичем Путиным руководили мотивации сакральных ценностей тысячелетних. Ну, не верится мне в это. А потом под это дело подогнали — ну, конечно, о чем речь! — крещение Руси
А.Соломин― Это называется оправдание. Есть более очевидные причины: Черноморский флот, база Черноморского флота в Севастополе.
Г.Резник― Вы знаете, я здесь не специалист вообще. Но по моему незрелому все-таки суждению я полагаю, что вообще-то, Черное море, этот Крым стратегически на хрен никому не нужен. А что касается, простите, флота. Был Севастополь. У него был совершенно автономный статус. Он не входил, простите меня, в Крым. Был договор о длительной аренде, и всё это можно было решать.
Я отношусь к тем, кто считает присоединение Крыма ошибкой, именно ошибкой. А суждение мое, могу сказать, такое. Формула такая: Я бы очень порадовался присоединению Крыма к России, если бы не был юристом.
А.Соломин― Вы сказали об ошибке Владимира Путина, присоединившего Крым. Ответственность за эту ошибку, с вашей точки зрения, должна быть политическая или юридическая?
Г.Резник― Полагаю, что политическая, конечно, да.
А.Соломин― Почему не юридическая, если вы как юрист видите проблему с этим? Значит, там есть нарушение какое-то.
Г.Резник― Дело в том, что было нарушены международные договоры, которые были заключены. Но это не нарушение уголовного закона. Я пример такой приведу. Давайте представим, что стоит задача вытащить страну из нищеты. Любой страны. И делают ставку политики на развитие какой-то отрасли. Оказалось, что это решение абсолютно неверное, что полностью ошибка, что отрасль эта полностью опускает страну, что развивать надо было как раз другую отрасль и прислушаться к другим экономистам. Колоссальные последствия для страны. Нужно привлекать к ответственности? Наверное, политическая…
А.Соломин― Политически, если бы были нормальные выборы, просто бы не проголосовал за человека, который совершает такую ошибку.
Г.Резник― Вот как раз вам пример политической ответственности. Потому что политик всегда несет ответственность за те решения, которые он принимал. И это тяжкий груз для каждого политика.
А.Соломин― А юридическая ответственность почему здесь не наступает, если есть нарушение правил, норм, договоров?
Г.Резник― Потому что это вне сферы ответственности уголовной.
А.Соломин― Потому что это не уголовное преступление.
Г.Резник― Ну, конечно, разумеется.
А.Соломин― А вот эти угрозы международного уголовного суда, привлечение российского руководства к Гааге — как к этому относится, как к фантазии?
Г.Резник― Я отношусь к этому как к абсолютно неосновательной претензии абсолютно.
А.Нарышкин― А люди, которые желают международного трибунала Путину — это мечтатели? Кто они?
Г.Резник― Здесь как раз политика. Мы сейчас в сильной конфронтации с Западом, а с Америкой, по-моему, даже в самые плохие времена Советского Союза, собственно, не было, во всяком случае, на поверхности, такого острого противостояния. Во всяком случае, хотя бы выдерживался какой-то политес дипломатический, этой какой-то пацанско-хамской терминологии не употреблялось. Это политическое обострение. Но не всякую политику вы затащите в сферу уголовную.
А.Нарышкин― Вы бы согласились представлять интересы Владимира Путина, если бы он вас попросил, и если была некая уголовная статья на него? Представим, что у нас в стране большие перемены, и Владимир Путин оказывается где-нибудь…
Г.Резник― Вы знаете, как-то я был у вас у четырех.
А.Нарышкин― Два года назад, да. Я пересмотрел даже…
Г.Резник― Вы чего-то Путина тянете в злодеи, вообще, понимаете… Я могу вам сказать: я профессиональный адвокат, я, между прочим, чисто профессионально жалел… ну, как жалел — мне показалось, что там немножко защита недокрутила — Чикатило. Вы не ищите здесь общечеловеческой морали. Тогда, когда к адвокату Резнику обращается президент страны, тем более, человек, который, представьте себе, пользуется моим уважением, к которому у меня есть претензии, с которым не со всем согласен, — слушайте, для профессионального адвоката, как вам сказать… ну, как для актера получить какую-то роль в трагедии Шекспира…
А.Соломин― То есть вы мечтаете о судебном преследовании Путина, но по другими причинам, не по тем же, по которым Алексей Навальный…
Г.Резник― Вы знаете, Алексей, я уже ни о чем не мечтаю. Мне через два месяца 81 год, так что да, мечты в прошлом все.
А.Нарышкин― Этические вопросы какие-то для вас бы не вставали?
Г.Резник― Профессиональные этические вопросы, между прочим, они встают тогда, когда ты берешься защищать человека и защищать его не должны помешать никакие общие моральные соображения. Это как врачу, который проводит операцию.
А.Соломин― Это означает, что адвокаты дьявола существуют, и адвокат злодея тоже может быть. Это работа.
Г.Резник― Я полагаю так, что существуют не только адвокаты дьявола, но и существуют адвокаты-дьяволы, к которым в известной степени в зависимости от того, какое дело ты ведешь, ты начинаешь относиться.
А.Нарышкин― Я вас про Сталина хочу спросить и про осмысление исторических процессов. Что вы чувствуете, когда несколько раз в год люди выстраиваются в очередь к Мавзолее и как раз к могиле Сталина и приносят туда цветы?
Г.Резник― Я чувствую к этим людям сочувствие. И я прекрасно понимаю, почему к этой фигуре, колоссальной фигуре, я бы сказал так — гению злодейства — существует такое поклонение.
А.Нарышкин― Почему?
Г.Резник― Многие люди прожили жизнь, представьте себе, в атмосфере иллюзий и лжи, и они были счастливы. Представьте себе, что почувствовал Владимир Владимирович Путин и пошел навстречу запросу общества. Представьте вопрос на величие страны. И вот этот запрос патриотический на то, чтобы гордиться своей страной, он очень серьезный. И он может перебивать, кстати сказать, те же стремления чисто приземленные материальные. И могу вам сказать, что Путин решил как-то встать над этими распрями, которые разрывают страну, политическими. Ну, в каком плане? Давайте представим, какой у нас герб, откуда он?
А.Соломин― Двуглавый орел, да.
Г.Резник― Он идет из царской России. А гимн у нас откуда?
А.Соломин― А гимн — советский.
Г.Резник― А гимн — советский. А экономика у нас какая?
А.Соломин― Экономика рыночная.
Г.Резник― Вот смотрите. Вот все бы соединить опять для того, чтобы прервать это противостояние.
Что касается Сталина, оценка его будет происходить как раз от главного, наверное, от того, как человек себя позиционирует с точки зрения отношения государства и человека. Исторически, кстати, мощные государства возникали на угнетении людей. И либеральная демократия, между прочим, которая сейчас, кстати, упрочилась далеко не во всех странах, между прочим, того же Запада, по историческим меркам существует очень мало лет.
А.Соломин― Здесь вы что имеете в виду — выборную демократию? Либеральная демократия в данном случае это что? По-моему, все страны, даже те, которые мы не считаем либеральными — Турция какая, например — тоже идут по пути народной демократии: выборы…
Г.Резник― Я сказал про либеральную демократию, а не про демократию. Потому что демократия может быть отнюдь не либеральная. Либеральная демократия — это что основывается на пактах, декларациях, в углах конституции стоят права человека. Это так называемое персоноцентристское государство.
Вообще, существуют три, абсолютно невыдуманные ценности: государство, общество, личность. Вот каким образом пирамида построена? Вот если наверху личностью — это либеральная демократия. Если наверху государство — это может быть демократия отнюдь не либеральное. Это может быть автократическое государство. Это может быть государство, которое поддерживается не потому, что оно продвигает идеи рыночной экономики, прав человека, разделение властей и прочее. Есть несколько видов демократии. У нас тоже же и сказано — у нас суверенная демократия.
А.Соломин― У нас есть Конституция. В Конституции указан приоритет основных прав человека.
Г.Резник― Правильно. Давайте так: вот есть Конституция, а есть жизнь, как сами понимаете. По это причине задача состоит в том, чтобы нам нашу продвинутую Конституцию каким-то образом достигать. Процесс противоречивый — что вы хотите? — в посттоталитарной стране, на минуточку, которая больше 70 лет существовала на противоположных принципах. Что, у нас сейчас будет торжество либеральной демократии?
А.Соломин― Вряд ли. А вот вы сказали по поводу Владимира Путина, и в нашу сторону даже упрек такой был, что мол «вы считаете Путина злодеем». А вы считаете Путина злодеем?
Г.Резник― Поскольку я сказал, что вы напрасно тянете Путина в злодеи, моя позиция совершенно ясная. Для того, чтобы достичь статуса злодея как Ленин и Сталин, это немногим в истории выпадает.
А.Нарышкин― Что Путину еще надо сделать?
Г.Резник― А Путин, я полагаю, делает вещи не в этом направлении. Недавно он сказал относительно того, что надо НРЗБ маленького Сталина. Вы поймите, вы разговариваете с защитником по замесу. И тогда, когда вы поднимаете какие-то вопросы в отношении конкретных людей, у меня начинает биться защитительная жилка. Мгновенно тут же у меня органически…
А.Соломин― А есть человек, которого вы бы не защищали?
Г.Резник― Если бы я сказал это вот так общо, что есть какие-то люди, которых я бы не защищал, в таком случае нужно прощаться с профессией. Наверное, такие люди есть, но об этом вы никогда не узнаете от адвоката Резника.
А.Соломин― Спасибо вам большое! Генри Резник, адвокат в эфире радиостанции «Эхо Москвы» в программе «Персонально ваш». Алексей Соломин, Алексей Нарышкин. Буквально через несколько минут мы свяжемся с Евой Меркачевой.
Источник: Эхо Москвы, 27.03.2019
