Вымогательства и участившиеся суициды: правозащитники о буднях российской армии

Дедовщины больше нет, но уровень насилия остается высоким — так правозащитники говорят про современную армию. Зачем нужна «военная полиция», и что делать призывникам, которые подвергаются избиениям или поборам? Эксперт: Сергей Кривенко — член Совета по правам человека при президенте РФ, председатель постоянной комиссии СПЧ по военно-гражданским отношениям, руководитель правозащитной инициативы «Гражданин и армия», член Московской Хельсинкской Группы; Антон Щербак — юрист правозащитной организации «Солдатские матери Санкт-Петербурга».

Валентина Ивакина: Добрый день, уважаемые радиослушатели, это программа «Угол зрения» на Радио СОЛЬ. У микрофона Валентина Ивакина. Сегодня мы будем обсуждать следующую тему: «Вымогательства и участившиеся суициды: правозащитники рассказали о буднях российской армии». Не так давно был опубликован материал на портале «Медиазона», журналисты сообщали о том, что правозащитники говорят, что участились случаи суицида в армии, это можно заявить по итогам 2016 года. Отчасти одной из самых распространенных причин, почему молодые люди решаются на такой шаг, становятся вымогательства, которые существуют в армии. Мы в целом обсудим, какова ситуация в современной армии, существуют ли проблемы, и если эти проблемы существуют, то что можно с ними сделать. В рамках этого эфира у нас будет несколько спикеров. Первый наш собеседник Сергей Кривенко, член Совета по правам человека при президенте РФ, председатель постоянной комиссии СПЧ по военно-гражданским отношениям, руководитель правозащитной инициативы «Гражданин и армия», член Московской Хельсинкской Группы. Чуть позже с нами на связь выйдет Антон Щербак, юрист правозащитной организации «Солдатские матери Санкт-Петербурга». Сейчас с нами на связи находится Сергей Кривенко. Сергей Владимирович, здравствуйте.

Сергей Кривенко: Добрый день.

В.И.: Давайте начнем с суицидов и вымогательств. Многие СМИ периодически пишут о том, что покончил жизнь самоубийством такой-то срочник, но установить невозможно, и в итоге все дела заминаются. Что вам известно по поводу ситуации с суицидами в российской армии? Я знаю, что вам поступают обращения по этому поводу.

С.К.: Тут несколько проблем. Нельзя сказать, что увеличилось или нет, потому что официальной статистики нет. До 2009 года министерство обороны публиковало статистику ЧП, где отдельной графой были выделены самоубийства или убийства военнослужащих. После 2009 года такую статистику публиковать перестали, поэтому совершенно непонятно, что происходит в армии. Правозащитники организаций, которые защищают права призывников и военнослужащих, они работают только по обращениям. Если идут обращения, то мы с этим работаем. Сейчас нельзя говорить об увеличении или уменьшении количества суицидов, но за последние пару лет количество обращений чуть-чуть увеличивается.

В.И.: Какой-то статистики по стране нет?

С.К.: Детальной статистики по стране нет.

В.И.: Уже можно делать какие-то выводы, исходя из тех данных, которые имеются у организаций? Я знаю, что вы являетесь одним из основателей инициативы «Гражданин и армия» и отчасти можете рассказать про то, что происходит в современной армии.

С.К.: Это сообщество нескольких правозащитных организаций. Мы ведем мониторинг случаев нарушений прав призывников, военнослужащих и тех граждан, кто проходит альтернативную гражданскую службу. У нас есть несколько горячих линий для помощи. Можно обращения направить через сайт, по электронной почте. Таким образом идет эта информация. Порядка 1000 в год поступает различных обращений. Там среди простых звонков очень много вопросов, которые просто требуют консультации. Через такие обращения удается посмотреть, что происходит в армии. Я напомню, что с 2008 года срок военной службы сокращен с 2 лет до 1 года. Плюс то, что армия переходит на контрактное формирование, это долгосрочная такая программа, к сожалению, нет еще четкой даты, когда запланирован окончательный переход, но эта программа идет. В прошлом году министерство обороны отчиталось, что в прошлом году численность контрактников превысила количество солдат-срочников. У нас армия в 1 миллион военнослужащих предусмотрена по указу президента, а призывают служить около 300 тысяч в год. И этот процесс будет происходить дальше. Это выбор и президента, и верховного военного руководства. Армии нужны профессионалы. И этот процесс очень сильно влияет на то, что происходит в армии. Сейчас практически в каждой части находятся и призывники, и контрактники. Военнослужащие по призыву служат один год, а контрактники могут заключать контракт на 3, 4, 5 лет. С 2008 года ушло то явление, о котором очень много говорили, это так называемая дедовщина. Это когда в армии существовал неформальный порядок, что старослужащие главнее и управляют всей жизнью казармы неформальным образом и управляют молодыми. Такая система была практически во всех частях ВС до 2008 года. С переходом на один год, а также с другими преобразованиями, которые проводил Сердюков, эти преобразования привели к тому, что сейчас мы можем говорить об отсутствии такой дедовщины, как она была раньше, но уровень насилия остается довольно высокий. Я хочу, чтобы все разделяли эти понятия. Сейчас в каждой части устанавливается свой порядок, к сожалению, мы фиксируем, что насилие остается в армии. Хочу вернуться к теме передачи. Мы действительно связываем те случаи насилия, которые происходят довольно часто и довольно много, они связаны с вымогательством. Солдат заставляют класть деньги на телефоны других военнослужащих, заставляют вне очереди идти в наряды, заставляют покупать вещи, просроченное обмундирование вместо того, чтобы им давали новое и так далее. Сейчас эти вещи становятся связанными. Если раньше внутреннее насилие в казармах шло для установления порядка, то сейчас это происходит для вымогательства денег.

В.И.: В сообщениях, которые были опубликованы в СМИ, говорилось о том, что вымогательства напрямую связаны с суицидами, и то, что чуть ли не в большинстве причин суицида становится неблагоприятная ситуация, связанная с поборами.

С.К.: Здесь очень сложно, потому что вся проблема суицидов и насилия сложна для расследования. В армии остается такая проблема, с которой уже давно бьются правозащитники, что расследование, дознание по всем происходящим случаям доверено самому командованию воинской части. Если что-то происходит в части, то в соответствии с уголовным процессуальным кодексом это расследует заместитель командира части, на которого возложены эти обязанности. Бывает много случаев, когда само командование является причиной таких правонарушений в армии, поэтому кто же будет расследовать против самого себя. Сейчас как раз осенью был суд в Новороссийске, когда одного солдата избивали двое других солдат. Я хотел сказать о том, что командование части часто является причиной правонарушений, которые происходят в частях. И довольно трудно проводить полноценные, независимые расследования, поэтому, когда происходит самоубийство или убийство, то очень часто это списывается на самоубийство. И общественности, родителям очень трудно добиться независимого и правильного расследования. Статистика засекречена, и нет возможности смотреть по каким статьям происходят правонарушения. Армия представляет собой закрытую зону, она даже более закрытая, чем места лишения свободы, потому что у них хоть ходят общественно-наблюдательные комиссии, а в воинские части отказывают в праве посещения правозащитникам. Только по решению командования можно посещать. Очень часто убийства пытаются списать на какое-то психологическое состояние солдата, а не то, что его доводили сослуживцы или командование, третировали за что-то, а в основном, мы сталкиваемся с тем, что командование пишет: «Он получил письмо от девушки, очень расстроился и покончил жизнь самоубийством». По тем случаям, по которым удается доводить до расследования, по которым родственники работают и добиваются вместе с правозащитными организациями расследования, о них можно что-то сказать. А какая ситуация в целом, очень тяжело сказать.

В.И.: А если говорить про те случаи, которые известны вам. Вы уже привели один пример из Новороссийска. Можете еще несколько примеров привести?

С.К.: Весной этого года прошла череда сообщений о гибели военнослужащих, но так как это случилось только что, а расследование всегда затягивается, оно продолжается даже не месяцы, а иногда и годы. Необходимо добиться возбуждения уголовного дела, необходимо добиться того, чтобы расследование происходило в рамках уголовного дела, потом это все довести до суда. Сейчас тот случай в Новороссийске, это событие было год назад, а суд был только сейчас. Трудно сейчас сказать, как будут расследоваться такие случаи. По памяти я не могу привести законченный случай какой-либо. Несуразностей довольно много происходит, потому что мама говорит: «Мы вчера общались. Парень был здоров, весел. А на следующий день звонит командир части и говорит, что он покончил жизнь самоубийством». И правильно делают родители, что они не верят в информацию, что он сам лично покончил, потому что в армии за все отвечает командование, без приказа командира там ничего не будут делать. И одна из обязанностей командира следить за состоянием личного состава. Даже если у молодого человека плохое психологическое состояние, то это некая обязанность командира следить за тем, чтобы солдаты были в нормальном состоянии. Есть в военной части психологи, можно перевести в другую часть. В армии военнослужащие под контролем. Тут можно дать совет всем родителям, у которых дети сейчас отправятся в войска. В армии разрешены мобильные телефоны, правда, в каждой части действует свой регламент. Военнослужащие не всегда имеют право звонить и пользоваться мобильным телефоном, но должны быть определенны специальные дни, когда молодой человек имеет право и возможность воспользоваться телефоном. Совет родителям — поддерживать и установить связь с парнем, чтобы он как можно чаще звонил, а в случае, если молодой человек сообщает о каких-то происшествиях, о каких-то подозрениях или вы чувствуете, что что-то идет не так, то обращайте на это внимание. Есть указания министра обороны, согласно которому заместитель командира части должен посылать всем родителям военнослужащих, которые пришили в эту часть, телефоны командования для связи с ними. Сейчас это обязанность командования — установить связь с родителями.

В.И.: Прозвучала такая фраза, что за все отвечает руководство части. Они должны следить за состоянием молодых парней. Если что-то вызывает опасения, то отправлять к психологу. Какие внутренние механизмы существуют?

С.К.: В армии с любыми проблемами военнослужащий должен обращаться к командованию. И в этом основная причина того, что ничего не происходит. Я не хочу сказать, что в каждой части происходит дедовщина, насилие, вымогательства и так далее, как раз нет. Довольно много офицеров, которые очень хорошо исполняют свои обязанности, которые следят за состоянием молодых людей, но, к сожалению, есть такие, кто этого не делает, поэтому сейчас направление военнослужащего в часть — это некая лотерея. Попадешь в хорошую часть, где хороший командир, где есть возможность разобраться, то будет все нормально. А попадешь в такую часть, где командир недобросовестно исполняет свои обязанности, то могут возникать проблемы. А предсказать это невозможно.

В.И.: В рамках правозащитной инициативы «Гражданин и армия» работает горячая линия, может быть, по жалобам, которые поступают, можно составить определенную картину по России, к каким частям больше нареканий, а к каким все близко к идеальной обстановке?

С.К.: Да. Это старая идея, мы в свое время над этим работали, но, к сожалению, тут очень текучая обстановка, офицеры очень сильно перемещаются. Если часть плохая, то можно инициировать проверку и сменить командира, и часть становится хорошей. А так как к нам эти сведения поступают с опозданием, то вести и презентовать для общества такой список довольно трудно, потому что пока мы все это соберем и представим, вся ситуация может измениться, и мы на хорошую часть будем говорить. Сейчас предсказать довольно трудно, но тем не менее таких обращений несколько тысяч в год. Не надо бояться, а нужно знать и иметь возможность все это предотвратить. Решать нужно просто: обращаешься к командиру, а если он не реагирует, то звонишь родителям, можно в военную прокуратуру или в правозащитные организации.

В.И.: Вы сказали, что дедовщина в том понимании, в котором она существовала, канула в лету, но уровень насилия остается высоким. К уровню насилия можно отнести и вымогательства, а что еще вы относите к насилию, которое существует в армии?

С.К.: Мы даже разработали рубрикатор нарушений, с которыми сталкиваются военнослужащие. В нем около 70 позиций, в котором описывается каждое конкретное нарушение. Самое большое количество нарушений в армии связанно с медицинскими проблемами. Мы сталкиваемся с тем, что очень много проблем у медслужбы в войсках, много проблем в госпиталях, и молодые люди, заболевая, не могут добиться того, чтобы они были полностью вылечены и направлены своевременно в госпиталь. Это довольно большой круг проблем. Второе, это условия службы. Для контрактников это и учет служебного времени, и различные проблемы, связанные с необеспечением тех условий, которые были обещаны. Для военнослужащих по призыву тоже очень много проблем с обмундированием, с бытовыми проблемами в казарме, когда бывает холодно и так далее. А жесткие проблемы, связанные с гибелью и насилием, это десятая часть тех обращений, которые к нам поступают.

В.И.: Что вы перечислили, можно только косвенно отнести к насилию.

С.К.: Да. То, что можно отнести к насилию, вымогательству, пыткам, избиением, это только десятая часть обращений, которые к нам поступают. Это только несколько десятков случаев за год.

В.И.: При этом, опять же буду ссылаться на те тексты, которые удалось найти в интернете, пишут: «Не хочешь в наряд — плати, хочешь позвонить домой — плати».

С.К.: Да. Такие случаи бывают. Сейчас становится все взаимосвязано, просто установлены такие системы по нарядам. Не хочешь идти в наряд — плати 1000 рублей. Хочешь лишний раз в увольнение — плати и иди, но все равно в наряды ходить надо. Получается, что те, кто не может платить, должны чаще ходить в наряды, а так как они этого не хотят, то их заставляют с помощью насилия. Эта картинка взаимосвязи и вырисовывается.

В.И.: На ваш взгляд, какие можно отметить кардинальные плюсы из того, что было сделано в армии за последнее время? И есть ли какие-нибудь положительные тенденции?

С.К.: Положительных довольно много. Самое положительное — это переход на контракт. У нас есть хороший пример, когда в 2007 году пограничные войска, они, правда, подчинены не министерству обороны, а ФСБ, они полностью перешли на контракт, и с этого момента к правозащитникам фактически прекратили идти обращения, связанные со случаями насилия. У военнослужащих по контракту вся дедовщина уходит, потому что это другое правовое состояние военнослужащего. Военнослужащий по контракту в отличие от призывника имеет возможность покинуть воинскую часть, он может и проживать вне воинской части. У него состояние приближено к офицеру. Там он имеет все возможности защитить себя и защитить от насилия, в таких частях насилие уходит, там возникают другие проблемы. Это проблемы бытовые, они не соизмеримы со случаями пыток, избиения и дедовщины. Переход на контракт — это ключевая проблема. Еще сейчас очень большое внимание уделяется быту военнослужащих, любые наши сообщения в командование сразу привлекают внимание. Мы надеемся, что закончится реформирование медицинских служб. Потихоньку мы видим заинтересованность командования к наведению порядка. Основная проблема, которую давно не удается внедрить, это введение независимого института расследования. Была надежда для тех правонарушений, которые случаются в армии, была надежда на военную полицию, что именно ей отдадут функции по расследованию, дознанию и внешнему контролю за состоянием правонарушений в армии, но пока этого не получилось. Надеемся, что это произойдет. Вот по аналогии для слушателей, это все равно, что вы работаете на работе, и если что-то случается, то есть полиция, к которой можно обратиться. А в армии полиции нет, вы должны обращаться к командиру со всеми вопросами. И вопросами ваших отношений со сослуживцами, вопросами по службе и так далее.

В.И.: Скорее аналогия с ОНК, которые могут заходить в тюрьмы?

С.К.: Да. Конечно. Об этом говорят, я напомню, в 2015 году в России был принят закон об общественном контроле по всей стране, но там подчеркивается, что для силовых структур нужен свой специальный закон. Мы надеемся, что когда-нибудь будет принят специальный закон об общественном контроле над военной частью, где будет разрешено силам общества контролировать бытовые условия, здоровье, отсутствие насилия в воинских частях. Конечно, общество не смотрит на вооружение, общество не смотрит на полевую подготовку, это отдельные вещи, но то, в каких условиях проходит службу молодой человек, общество должно контролировать.

В.И.: Правильно я понимаю, что все вышеперечисленное — долгосрочная перспектива?

С.К.: И переход на контракт. Да, к сожалению, это все долгосрочные перспективы, но тем не менее, существует военная прокуратура, которые надзирают за правопорядком в воинских частях. И мы знаем случаи, где они быстро подключаются, и с помощью них довольно быстро удается разрешать ситуации, связанные с насилием. Сейчас существуют различные возможности для защиты прав призывников. Главное — не терпеть издевательств, не терпеть все эти неправильные вещи, которые делаются с вами, а теми или иными способами это рассказывать и доносить. Правозащитники могут и не называть конкретного человека, который обратился за помощью, но наиболее действенное, это если молодой человек готов оказать нам содействие. И таких случаев довольно много, даже случай 2015 года, когда офицер выстроил подразделение, оскорблял одного солдата, а он взял и написал в военную прокуратуру, не побоялся этого. Был суд, и офицера уволили. Главное — не терпеть, а так или иначе связываться с родителями, с правоохранительными структурами, с правозащитниками.

В.И.: Сергей Владимирович, у меня к вам еще два вопроса. Нет у вас ощущения, что со временем армейская система становится более закрытой?

С.К.: Сейчас такое ощущение есть, потому что в 2004 году удалось добиться некоторых мер по открытости армии. Стали ежемесячно публиковать статистику по правонарушениям в армии. Стали публиковаться книги о состоянии и развитии ВС, в которых рассказывали о тех проблемах. Довольно много было экспертных мероприятий, но с тех пор идут меры по закрытости того, что происходит в армии. Это очень тревожит.

В.И.: Есть такая перспектива, что все станет еще более законспирированным, чем есть на данный момент?

С.К.: Если мы не будем противодействовать, то могут и лишь телефонов, могут запретить свидания, могут запретить общаться с родителями в течение этого года, но все-таки до такой степени не дойдет. Сейчас министерство обороны пускает в воинские части людей из Совета по правам человека, но это надо делать на законодательной основе, чтобы мы имели возможность посещать части. Фактически нужна такая же структура, как в местах лишения свободы. А сейчас огромная роль у родителей военнослужащих, которые находятся на связи с сыновьями, которые должны следить за состоянием военнослужащих. Еще очень важная вещь, это не пускать по состоянию здоровья в армию. Одна из основных задач родителей, если молодой человек не годен по состоянию здоровья, то при проведении призыва на это надо обращать огромное внимание. Надо на призывные мероприятия все данные об это приносить, и негодный человек не должен быть направлен в армию.

В.И.: Сергей Владимирович, спасибо большое, что побеседовали с нами. До свидания!

С.К.: Всего доброго.

В.И.: Следующий наш эксперт, чье мнение мы услышим в рамках нашей программы, это Антон Щербак, юрист правозащитной организации «Солдатские матери Санкт-Петербурга». Антон, здравствуйте. Антон Щербак: Здравствуйте.

В.И.: У нас эфир называется: «Вымогательства и участившиеся суициды: правозащитники рассказали о буднях российской армии». Вы, работая по Санкт-Петербургу, часто сталкиваетесь с такими случаями предельного насилия и суицида? И о каких проблемах можете рассказать в рамках того, как работаете с обращениями, которые к вам поступают?

А.Щ.: Естественно, уже в новом году в Ленинградской области и в Санкт-Петербурге несколько случаев, когда ребята кончали жизнь самоубийством. Попытки суицидов фиксировали мы и в том году, и уже совершившиеся суициды. То есть это явление постоянно присутствует в нашей работе и в информационном поле.

В.И.: А о том, что больше их становится или меньше, речь идет?

А.Щ.: Субъективное мнение мое и нашей организации — даже уже в этом году, на наш взгляд, то, что мы из СМИ получаем, их больше становится. И в том году — такое ощущение, что больше, по тем материалам, которые есть.

В.И.: Можете рассказать о ситуациях? Потому что ситуации ведь бывают разные. Ранее в рамках эфира звучало — возможно, произошло убийство, а это выдают под самоубийство. Возможно, действительно речь идет о самоубийстве. С какими случаями вам приходилось работать, какие есть мысли на этот счет?

А.Щ.: Про убийство говорить я всегда остерегаюсь с учетом того, что родители чаще всего, в подавляющем большинстве случаев не проводят независимую экспертизу, сразу хоронят сына. Поэтому об убийстве говорить с натяжкой можно часто. То, с чем мы сталкиваемся, — это скорее человек кончает жизнь самоубийством из-за издевательств, насилия, и вымогательства тут могут быть только одним из аспектов, чаще всего это в связке идет.

В.И.: О каких фактах насилия вам известно? Предыдущий спикер сказал, что с 2008 года, можно сказать, такое явление, как дедовщина, ушло в прошлое. И о том уровне насилия, который был ранее, уже нельзя, но все равно уровень насилия остается высоким. О каких фактах известно вам?

А.Щ.: Действительно, наверное, с реформами, с переходом к году службы количество обращений ребят, которые жалуются на неуставные отношения со стороны либо сослуживцев, либо контрактников, стало меньше. Но, тем не менее, они продолжают оставаться. Послезавтра у нас дело в Великом Новгороде будет рассматриваться, когда офицер избил солдата. Это все равно есть. Наверное, как о системе, о дедовщине, я не совсем согласен, можно говорить о конкретных частях, в которых это остается. Но в целом да, наверное, ситуация стала лучше.

В.И.: Сказали, что вымогательство — это один из немногих негативных моментов, с которыми сталкиваются призывники. Вымогательство в какой форме существует?

А.Щ.: Я не соглашусь, что это один из немногих моментов. Я бы сказал, что один из многих негативных моментов, с которым, к сожалению, ребята, проходящие службу, продолжают сталкиваться. Чаще всего, это незначительные поборы на нужды части, когда ребята сдают по 200−300 рублей. Иногда, приходя в учебную часть, им дают, под Питером такие случаи нам известны, список, что надо купить: канцелярские товары, столько-то папок, столько-то бумаги, ручки, планшеты и прочее. Этим они потом пользуются. А иногда просто отдают деньги, и непонятно, вроде ничего не добавляется, ни новых тряпок, ни швабр, а деньги, видимо, кому-то уходят в карман. Также известны случаи, когда ребята вынуждены покупать запчасти на технику за свой счет или каким-то образом изыскивать, боясь, что понесут ответственность, потому что, допустим, с техники у них кто-то эту запчасть украл. Такое не редкость у нас.

В.И.: Это есть говорить про вымогательства.

А.Щ.: Да. Часто такие сообщения поступают, когда за увольнительные назначают определенную таксу, либо что надо принести в материальном виде, либо какую сумму надо отдать. Все это остается. Я не могу сказать, на мой субъективный взгляд, что это нарастает. Но это есть.

В.И.: А помимо вымогательств, с какими еще проблемами могут сталкиваться призывники в армии? О каких случаях вам известно, если говорить про Санкт-Петербург?

А.Щ.: Основная наша боль и боль ребят и родителей — это состояние здоровья их во время призыва, то есть призыв негодных людей, которые не должны были идти, либо уже неоказание квалифицированной медицинской помощи во время службы. Подавляющее число наших писем, обращений в органы военного командования связаны как раз-таки с тем, чтобы такого-то военнослужащего направили в госпиталь, обратили на него внимание. Или у него уже есть направление в госпиталь, а его месяц или полтора не везут в госпиталь, мотивируя тем, что нет машины у части. Подавляющее большинство обращений с этим связаны. То, что должно решаться беспрекословно и довольно быстро.

В.И.: А у вас есть своеобразный рейтинг частей Петербурга? Сергей Кривенко сказал, что по России довольно сложно составить картину, в какой части хуже обстоят дела, в какой лучше. Ситуация, во-первых, может довольно быстро меняться. И обращения, бывает, поступают о тех происшествиях, которые имели место довольно давно. Какой-то единой картины нет. А по Санкт-Петербургу у вас есть единая картина?

А.Щ.: Естественно, есть. Мы знаем наиболее проблемные части, типичные проблемы, которые там возникают, они существуют из года в год вне зависимости от того, какое командование во главе этой части. Офицеры меняются, а проблемы остаются одни и те же.

В.И.: В рамках эфира могли бы вы озвучить пару примеров?

А.Щ.: В основном, это по здоровью, когда долго не отправляют. Естественно, это самые крупные части, мотострелковые бригады, которые на территории Ленобласти расположены, артиллерийские бригады. Надо отдать должное, что проблемы в решении этих конфликтных ситуаций — чаще всего, мы не можем найти общий язык с отдельным командиром части. А на уровне командования округа и командования шестой армии, которая у нас расквартирована в Ленинградской области, у нас понимание и конструктивное взаимодействие, и по шестой армии мы решаем часто ситуации, которые не решаются месяцами, всего лишь одним телефонным звонком. Человек ждет-ждет-ждет, к нам обращается, и это все решается. Ему не надо было ждать, он мог бы даже сам обратиться к командованию в письменном виде и быстро разрешить свою ситуацию. Но у нас родители часто боятся к вышестоящему командованию обращаться, боятся, что будет хуже.

В.И.: Еще к вам вопрос как к юристу — насколько тяжело вести такие дела? Обращаются к вам родители, у них сын оказался в такой ситуации, что избит или вымогают у него денег в армии. Насколько тяжело такие дела вести?

А.Щ.: Естественно, тяжело, потому что, даже приняв такой сигнал, мы не можем приехать в часть свободно, поговорить с этим парнем. Это проблема, о чем говорил Сергей Владимирович, об отсутствии гражданского контроля и существования таких органов, как ОНК, которая может отправить заявку и в этот же день или через день уже разговаривать с осужденным, в нашем случае с солдатом. Это большая проблема, что армия остается еще очень закрытой, несмотря на все положительные реформы, которые есть. Естественно, солдат находится в части в такой ситуации, и ты можешь с ним общаться, только когда он может говорить. Скорее всего, это выходной. И сможет ли он говорить, не отобрали ли у него телефон при этом, чтобы он никому об этом не рассказал. Часто приходится на расстоянии работать. Тут скорее от работы родителей зависит, насколько они готовы помогать, включаться и действовать. Мы всегда готовы людям помогать. От них только нужна информация и их позиция, что они готовы разгласить те или иные факты. Говоря по вымогательству, мы пишем письма, но пишем анонимки, потому что люди говорят, что «мы вам сказали, это есть, но мы не готовы называть свои имена, потому что нам, возможно, будет хуже после этого». Соответственно, контролирующие органы, отрабатывая такие анонимные обращения, действуя не адресно, не предметно, возможность выявить довольная низка. Не секрет — перед тем, как прокуратура или командование приезжает в часть, с ребятами проводится профилактическая беседа о том, что у них в подразделении все хорошо и нормально. Им дают понять зачастую, что никто им не поможет, что только командир части может решить их проблемы. Не могу сказать за все части, но в маленьких частях, если это отдельный батальон какой-то или отдельная рота где-то в лесу, проблемы часто от командования и идут.

В.И.: Такого рода беседы можно расценивать как своеобразный шантаж, да? Молодые люди фактически как пленники. А им-то как себя вести? Какой бы вы совет дали молодому человеку, который попал в не очень хорошее место службы и сталкивается с определенными проблемами, а им говорят, что об этом нельзя рассказывать, и к начальнику тоже обратиться не можешь, потому что, возможно, он в этом замешан?

А.Щ.: Самый первый совет — это, наверное, не держать в себе, рассказать родителям или тем людям, кому ты доверяешь, о том, что такой случай есть. Во-вторых, попытаться, если у тебя есть друзья по службе, которые так же страдают, как и ты, и вы на одной стороне, жертвы, по сути, объединиться, чтобы, если что, вы могли дать показания, не ты один, а еще один, два, три, четыре. У нас такие случаи были, когда ребята объединялись и давали показания на офицера, пару лет назад, на майора, командира дивизиона. Был осужден за то, что избивал периодически личный состав. Там ребята скооперировались и коллективно к нам с заявлением, потом следователю это все подтвердили. Бояться не надо, механизмы есть. Можно потребовать меры государственной защиты, и следователь вынужден будет тебя откомандировать в другую часть. Через командование можно добиться, чтобы перевели в другую часть. Естественно, это некий процесс. Не всегда он быстро происходит. Но, говоря о насилии, сейчас следствие, прокуратура и военная полиция, по крайней мере, за Петербург могу сказать, за Псковскую область, за Новгородскую — оперативно реагировали, изымали в этот же день или на следующий день жертв из части, прикомандировывали либо к комендатуре, либо к другой части. Там уже ребята находились в безопасности. Командование частью даже зачастую не знало, где находится человек, и не могло продолжать оказывать давление, чтобы он не давал показания. Это основные моменты. Закон на твоей стороне. Если ты знаешь, как надо по закону действовать, можно найти выход из любой ситуации. К тому же, министерству обороны тоже не нужны проблемы. Если оно видит, что поступает такой сигнал, то, наверное, легче перевести человека в другую часть и решить проблему, чем рисковать и получить, не дай бог, еще один цинк.

В.И.: Антон, большое спасибо, что побеседовали с нами. У нас на связи находился Антон Щербак, юрист правозащитной организации «Солдатские матери Санкт-Петербурга». Сегодня обсуждаем, какая ситуация складывается в российской армии. К сожалению, Сергей Петряков, руководитель правозащитной организации «Зоны права» не смог с нами поговорить. Зачитаю небольшой его комментарий с портала «Медиазона»: «В армию никто не лезет. Там нет ОНК. Есть правозащитные формирования, комитеты матерей, но они работают по конкретным случаям, которые, как правило, касаются тяжелых последствий. По большому счету армия — это такой анклав, где они сами варятся в своем соку и никого туда не пускают. Общество не контролирует процессы, происходящие в армии». В интернете среди комментариев нередко встречается, что вот, мужики нынче пошли слабенькие, на армию жалуются, служить всего-навсего год нужно, и то их не устраивает. И такая точка зрения присутствует. Надеемся, что трагических случаев в армии станет меньше, что эта структура будет дальше развиваться только в положительных моментах. Это была программа «Угол зрения», у микрофона была Валентина Ивакина. Всем до свидания.

Источник: Радио СОЛЬ, 17.04.2017

На фото Сергей Кривенко