Russian English

Один день жены арестанта Иванкина

Лев Пономарев

Лев Пономарёв, российский правозащитник, член Московской Хельсинкской группы

ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА

Двадцать три дня назад осуждённый по делу «Сети» Максим Иванкин пропал из Исправительной колонии № 9 Чувашской Республики. Все это время его скрывают от родственников и адвокатов, предоставляют ложную информацию о его местонахождении.

Где он только якобы ни был (по официальным ответам из ФСИН): и в СИЗО-2 Рыбинска, и в СИЗО-12 Зеленограда, в СИЗО-4 и СИЗО-10 Можайска, даже в СИЗО-1 Ярославля. Как только родственники и адвокаты приезжали в эти учреждения, им сообщали, что такого заключенного у них нет и никогда не было.

В итоге супруга Максима Анна Шалункина выработала систему поиска мужа: она разослала письма на его имя по исправительным учреждениям через ФСИН-письмо — где-нибудь да ответят, мол, он у нас, вручили. И действительно, сообщали. Только вот практически одновременно — с разницей в два часа — он оказывался в Рыбинске и Можайске. Система работала как часы. А может быть, и лучше. Вот эти ответы:

3534210

К 24 сентября стало наиболее достоверно известно, что Максим Иванкин находится в ИК-3 Владимирской области. Его попытался посетить адвокат. Два часа ожидания — ни опровержения, ни подтверждения этой информации.

Вчера Анна Шалункина отправилась в ИК-3, чтобы сделать передачу и попасть на свидание. Тут-то и началось все самое интересное.

Так Анна описывает происходящее:

«Работа сотрудника, принимающего передачи и заявления на свидания, встала, как только он услышал фамилию Иванкин. Люди в очереди начали жаловаться, маленький ребёнок одной из посетительниц периодически плакал. Звонки посетителей в дежурную часть ИК-3 с просьбой пригласить кого-то в комнату приёма передач не работали. Лишь были слышны звонки стационарного телефона за окошком для приёма заявлений, и ответы на них сотрудника.

Спустя два часа сотрудник открыл окошко и спросил: «Как там фамилия вашего мужа? Иванкин?» И стал перебирать карточки заключённых, содержащихся в ИК-3. Сообщил, что Иванкин у них, но на свидание попасть нельзя, потому что у него забрали карточку, так как Иванкин, наверно, сейчас уезжает. Говорю: «Так наверно или уезжает? Если нет, то принимайте заявление на свидание». Сотрудник снова удалился для уточнения информации. Открывается окно: «Да, уезжает, он на сборном пункте, поэтому и карточки нет».

После этого я пошла в административное здание, чтобы попасть на приём к начальнику ИК-3. Звоню в приёмную, говорю, что мне нужно на приём к начальнику. «Ждите, сейчас я за вами спущусь». Приходит девушка, мы поднимаемся на второй этаж, она берёт у меня паспорт и попутно спрашивает: «А вам точно к нему надо? Прям к самому главному?»

Захожу в кабинет, объясняю ситуацию. Так же, как и в окошке приёма передач, переспрашивает несколько раз фамилию, будто не понимает о ком речь: «Какой-то Иванкин…». Звонит кому-то и говорит: «Да, он на сборном пункте, уезжает». Куда уезжает — сообщить отказался. С кем я говорила, так и не поняла, сотрудник был в обычной синей форме ФСИН.

Возвращаюсь к окну приёма заявлений, прошу принять заявление и если мне отказывают в свидании, то пусть делают на заявлении отметку: отказано ввиду убытия осуждённого. Сотрудник закрывает окошко, звонит кому-то, долго советуется, вновь открывает дверцу и отказывает принять заявление. Говорит, чтобы я отнесла его в канцелярию и там написала обращение. Я отказываюсь идти в канцелярию, поскольку там не принимают заявлений на свидание, говорю, что заявления принимают здесь, поэтому будьте добры принять его, отнести на подпись и, если мне отказывают, то пусть тот, кто подписывает заявления на свидания, ставит отметку о причине отказа. Сотрудник снова закрывается и опять куда-то долго звонит. Жду. Открывается окно, высовывается заявление в свернутом трубочкой виде, чтобы не было видно, что на нем написано: «Девушка, заберите заявление». Говорю: «Что на нём написано?» В ответ: «Забирайте». Разворачиваю заявление, отметки на нем нет. Я отказываюсь забирать заявление, на что сотрудник отвечает, что он никуда его не понесёт, проталкивает заявление в мою сторону и закрывает окно.

Возвращаюсь в административное здание, подхожу к телефону, из-за двери с магнитным ключом выходит какой-то сотрудник, а с улицы — девушка ему навстречу. И он ей говорит, головой на меня показывая: эту не пускай внутрь, пусть ждёт, когда за ней спустятся. Выходит на улицу и, пятясь назад к зданию напротив, наблюдает за тем, чтобы я не дай бог не проскочила за девушкой, входящей внутрь. Снова звоню в приёмную, чтобы приняли обращение. «Ждите, сейчас спущусь», — отвечают. Жду. Через дверь с магнитным ключом вижу как по лестнице спускается девушка-секретарь, которая ранее за мной спускалась, с ещё каким-то сотрудником и слышу, как он её инструктирует, чтобы, если я по поводу Иванкина, она у меня ничего не принимала.

Девушка упорно не желает брать заявление, отправляет снова в окно приёма заявлений и передач, но я не отступаю, и она всё-таки его забирает. Мол, взять-то я возьму, но начальник ушёл на режим, ждите. Жду. Попутно звоню Уполномоченной по правам человека во Владимирской области. И снова жду. Опять звоню в приёмную, уточняю, что с моим заявлением. Мне снова предлагают подождать. Говорю, запишите, тогда, пожалуйста, мой номер телефона, и позвоните, когда начальник будет на месте. Ответ: «У меня нет таких полномочий». «Мне тогда, что, — говорю, — всё это время на улице ждать или в этой каморке с телефоном на проходе»? Девушка отвечает, что да, ничего другого предложить мне не может. «Ну вы подождите, не уходите, сейчас что-нибудь решится обязательно». Через 5 минут спускается, суёт мне моё заявление, на котором что-то написано, и убегает. Читаю.

«Отказано, в связи с убытием осужденного» и «С. Е.» в виде подписи. Ни печати учреждения, ни фамилии или должности сотрудника, который сделал отметку. Ничего, что могло бы являться официальным документом. Просто какой-то первый попавшийся человек оставил свои каракули, лишь бы я отстала и ушла».

Сегодня в ИК-3 Максима снова попытался посетить адвокат. Прождал 2 часа, пока подпишут заявление. Заявление подписали, ордер приняли, выписали пропуск. Но не пустили. Все следственные кабинеты заняты.

Вся эта история показывает, что ФСИН работает как хорошо отлаженный механизм. Но механизм этот направлен не на защиту прав заключённых, а на грубейшее их нарушение. Мне известны многочисленные примеры, когда заключенные при этом допрашиваются без адвокатов, их избивают и подвергают жестокому насилию.

Многие заключённые в России, как и Максим Иванкин, находятся один на один с системой. Надеюсь, что эта и предыдущие мои публикации убедили читателя в том, что эта система должна быть коренным образом реформирована.

P.S. Если только она может быть реформирована при этой власти.

Источник: Эхо Москвы, 28.09.2021

Страна: