Russian English

В Москве прошла дискуссия о расследовании пыток в российских тюрьмах

Асмик Новикова, Наталья Таубина, Мария Эйсмонт, Вера Гончарова, Каринна Москаленко, Ирина Бунтова. Фото: Евгения Федорова / АСИ

17 сентября в Москве Сахаровском центре прошла дискуссия «Зона насилия: как в России не расследуют пытки в тюрьмах», на которой адвокаты и правозащитники постарались понять, как и что делать с проблемой пыток в российских колониях. О ходе дискуссии рассказывает Вера Васильева, журналист, лауреат премии Московской Хельсинкской Группы.

В конце сентября Комитет министров Европы будет рассматривать постановление Европейского суда по делу «Бунтов против России», в котором Европейский суд по правам человека признал нарушение запрета пыток и отсутствие эффективного расследования. В 2010 году Виталий Бунтов подвергся пыткам в камере ШИЗО.

«В 2010 году моего мужа по сфабрикованному делу привезли в колонию в Тульской области, — рассказывает Ирина Бунтова, супруга Виталия Бунтова. — И так как срок у него был большой, а сам он человек сильный и спортивный, на него обратила внимание администрация и предложила сотрудничать. Бить и убивать других заключенных, вымогать у них и их родственников деньги, выпытывать признания в несовершенных преступлениях. Мой муж отказался».

За отказ, по словам Бунтовой, ее мужа закрыли в карцере, избили и вырвали все ногти, предварительно вонзив под них швейные иглы.

«А после его заставили убирать за собой, и он, в шоковом состоянии, ползал по кровавому полу и собирал ногти: спрятал их у себя и после передал своей матери на свидании, — говорит Бунтова, — с тех пор пытки для него не прекращались: его били в каждой колонии и заставляли отказаться от жалоб на сотрудников тюрем».

Коробочку с вырванными ногтями позже принесли в правозащитную организацию, а затем в Европейский суд. ЕСПЧ в 2012 году признал факт применения пыток к Бунтову и обязал Россию провести расследование. В течение девяти лет в деле Бунтова не находят преступления. Его отправили в СИЗО в Пермском крае, и шесть лет о нем ничего неизвестно, добавляет Ирина Бунтова.

«Дело Бунтова очень нестандартное. Поверить, что в XXI веке в центре России может случиться такое, было очень сложно. В ЕСПЧ наши власти это дело проиграли, но это не просто проигрыш, это позорное клеймо, — говорит Каринна Москаленко, адвокат, член Московской Хельсинкской Группы и основатель Центра содействия международной защите. — И поэтому они начали с этим бороться: обвиняли Бунтова в том, что он лгун и сам себя избивает. После обращения в Европейский суд, как правило, репрессии в отношении человека смягчаются или прекращаются. Но иногда есть риск ужесточения ситуации, и мы всегда предупреждаем заявителя, что он находится под полным контролем властей».

По словам Москаленко, сотрудников ФСИН, которые пытают заключенных, защищают их коллеги, но если их наказать, они перестанут работать на систему. Систему, которую нужно менять.

Наталья Таубина, директор фонд «Общественный вердикт», сообщает, что по делу Евгения Макарова на скамье подсудимых сейчас находятся 20 сотрудников ярославской колонии. Летом 2017 года Макарова избили в ярославской колонии, за десять минут воспитательной работы, по словам Таубиной, ему нанесли 865 ударов, 80% из которых — по пяткам.

«Сначала проверка в Следственном комитете закончилась отказом в возбуждении уголовного дела, там решили, что сотрудники просто усмиряли разбушевавшегося заключенного. Но затем у нас появилась видеозапись с происходившим в «воспитательной» комнате, где Макарова избивали. Мы опознали всех сотрудников и вместе с «Новой газетой» опубликовали это видео с поименным списком избивавших», — рассказывает Таубина.

На следующий день возбудили уголовное дело.

«Видео оказалось эффективнее решения ЕСПЧ», – отмечает адвокат Мария Эйсмонт.

«После этого начались общероссийские проверки, нам известно, что только по Ярославской области возбудили более ста дел о фактах насилия в местах лишения свободы. И, как говорят следователи, подавляющее большинство дел они будут вынуждены прекращать, поскольку нет видео», — рассказывает Таубина.

«Сама система не настроена против насилия, она говорит, что насилие допустимо и это единственный механизм, который работает. Там не научены другим методам работы. Очень много в закрытом учреждении зависит от начальника», — считает Таубина.

Она замечает, что проблема — в монополии ФСИН на видеозаписи, которые она может сама удалить, сослаться на сбой электричества или на то, что запись плохого качества. По ее мнению, сейчас видео используются не для защиты интересов заключенных, а как элемент управления внутри колонии.

На вопрос, какие меры нужно принять, чтобы решить проблему пыток в российских колониях, Асмик Новикова, руководитель исследовательских программ фонда «Общественный вердикт», говорит, что у нее нет ответа.

«Те действия, которые кажутся нам важными, мы сложили на специально созданной странице Коалиции #Безпыток (в эту коалицию правозащитников входит и Московская Хельсинкская Группа). Одна из основных мер — разрушить монополию ФСИН на производство и хранение доказательств. Речь не только про видео, доказательства — это и свидетели, и медицинская документация», — говорит Новикова.

Она добавляет, что проблемой являются также доступ адвокатов к заключенным и нарушение стандартов эффективного расследования.

Петр Хромов. Слева. Фото: Евгения Федорова / АСИ

«Адвокатам трудно работать в колониях. Еще одно большое темное пятно, осложняющее работу, — помещения, функционирующие в режиме следственных изоляторов. Туда попасть еще сложнее», — поддерживает Петр Хромов, юрист Комитета против пыток.

«Наша страна пишет отчеты: что сделано в смысле мер общего характера, чтобы больше не происходило таких дел, как дело Бунтова, но граждане России могут узнать это, только если владеют английский языком и найдут этот документ на сайте кабинета министров», — отмечает Новикова. Эти отчеты публикуются только там. В отчете, добавляет Каринна Москаленко, сказано, что Бунтов говори

Страна: