"Эти дела – это просто позор системы"

На фото: адвокат Генри Резник, вице-президент Федеральной палаты адвокатов РФ, член Московской Хельсинкской Группы и член президентского Совета по правам человека

А.Соломин― В прямом эфире радио «Эхо Москвы» программа «Лукавая цифра», меня зовут Алексей Соломин, сегодня мы будем говорить о госизмене в самом широком смысле, обсуждать эту статью, как она применяется, как адвокаты защищают своих подзащитных. Генри Резник, адвокат, заслуженный юрист России с нами на прямой связи. Генри Маркович, я вас приветствую, здравствуйте.

Г.Резник― Здравствуйте.

А.Соломин― И сегодняшней цифрой станет цифра 118. 118 уголовных дел было возбуждено по статье «Госизмена» с момента начала действия нынешнего уголовного кодекса с 97 года. И только один, это может стать второй нашей цифрой сегодня, оправдательный приговор, Александру Никитину, экологу, адвокатом которого как раз был Генри Маркович Резник. Генри Маркович, мы сейчас подробно поговорим и о тех делах, в которых вы принимали участие, но прежде всего, в связи с информационной повесткой, я вас хочу попросить прокомментировать дело Ивана Сафронова. Во всяком случае, в том контексте, который вам известен.

Г.Резник― Мне трудно комментировать дело, я все-таки не принимаю в нем участия, поэтому у меня источники информации те же, что и у всех сограждан. Я могу сказать, это, представьте себе, первое дело на журналиста. Несмотря на то, что я участвовал в защите Григория Пасько, кстати сказать, Григорию Пасько был вынесен оправдательный приговор. Он был формальный обвинительный, скрыто оправдательный. Мы потом чуть подробнее поговорим.

А вот это первое дело, и в общем, конечно, журналисты встревожились. Дело-то вот в чем, что очень обязывающее заявление сделала сторона обвинения. Казалось бы, что он был завербован. Если он был завербован, то речь идет о государственной измене в форме шпионажа. Вербовка, шифровка, пароли, явки и прочее. Ну, трудно сейчас просто даже предполагать, потому что довольно интересное заявление. С одной стороны, заявление о том, что это не относится к журналистской деятельности, а с другой стороны, Рогозин сделал заявление, что это относится к деятельности в Роскосмосе. Насколько я знаю, Сафронов занимался только журналистской деятельностью. И здесь очень важный момент.

Конечно, веришь-не веришь, это такое довольно зыбкое основание. Но все лестные отзывы об Иване, которые дают совершенно разные люди, они настораживают, потому что если человек имеет такую характеристику среди большого количества людей, которые, может быть, даже его взглядов не разделяют, ну значит, это такой опаснейший, изворотливый агент, который был завербован, который просто водил всех за нос, видимо, наверное, несчастный Миша Ефремов просто отдыхает по сравнению с Иваном. Конечно, это вызывает на данный момент сомнения, с учетом того, что говорит защита Ивана, что не предъявлено вообще никаких доказательств, которые бы обосновывали обвинение. Вот вам, собственно, моя оценка.

А.Соломин― А что вы можете сказать об адвокатах, которые принимают участие в процессе? Можете ли вы их как-то оценить?

Г.Резник― В процессе участвует Иван Павлов, он называет себя моим учеником, отчасти это верно, хотя в большей степени – ученик Юрия Марковича Шмидта. Мы вместе участвовали в защите Никитина, который был первым, оправдательным приговором. Он был помощником, фактически, Юрия Марковича, он участвовал в этом деле, потом он уже участвовал в защите Григория Пасько, затем он защищал Светлану Давыдову, сейчас он защищает, у меня вылетела фамилия… Молдавской бывшей, НРЗБ.

А.Соломин― Карина… Цуркан, по-моему.

Г.Резник― Да. Можно сказать, что это одна из линий его специализаций. Адвокатов по данной категории дел… Но заглядывать вперед, может быть, вы затем зададите вопрос, можно сказать, что сейчас расследование и рассмотрение дел о государственной измене, оно так поставлено, что в сущности у защиты практически нет возможности для того, чтобы опровергнуть обвинение. Все засекречено. Все в рамках ведомства, которое полностью взяло под контроль рассмотрение, расследование, движение этого дела, потому что в данном случае Федеральная служба безопасности дела заводит на основе оперативно-сыскной работы. Дальше следователи ФСБ это расследуют и контролируют расследование дела, участвуют затем в суде.. Можно без прокурора, потому что они получают допуск к государственной тайне, а допуск дает ФСБ. В общем, вы знаете, конечно, большая тревога за то, что будет обеспечено справедливое, объективное расследование, рассмотрение настоящего дела.

На это обращала внимание, в свое время была такая резолюция принята, 19 апреля 2007 года, парламентской ассамблеей Совета Европы. Она так и называлась «Об обеспечении справедливого судебного разбирательства по делам о шпионаже и выдаче государственной тайны». Подписали все, представители всех стран, кроме России. Понятно, почему Россия не подписала, потому что там было обвинение в шпиономании. Ну, какие-то разные масштабы и разные критерии определения разных явлений. У нас шпиономания, естественно, характеризует у нас такой этап большой в развитии страны. Это сталинщина, сотни тысяч сфабрикованных дел, расстрелы, ГУЛАГи и прочее. А здесь такое обвинение было выдвинуто на основании только четырех дел. Упомянутого дела Пасько, Данилова, Моисева и Трипашкина. И понятно, что это изменило наших делегатов, которые с такими изменениями не согласились. Я бы тоже, честно говоря, не согласился.

Но там очень интересно было. Там как раз озабоченность была тем, чтобы было объективное, справедливое расследование. Рекомендации были такого рода: расследование по этим делам должен проводить независимый следственный орган, не в том ведомстве, которое возбуждает дело, в оперативно-розыскном. Должны быть независимые прокуроры. Должно быть обеспечено разбирательство с действительно соблюдением всех прав защиты. Сделать это очень тяжело, потому что сейчас по этим делам все засекречивается фактически, и, в общем, у защиты практически нет возможности опровергнуть заключение экспертов, что было по делу Пасько. Там фактически, почему я вам сказал, что обвинительный приговор был скрытым оправдательным приговором. 10 пунктов этой экспертизы по секретности были выдвинуты, из них 9 были опровергнуты судом. Что суд сделал с этой экспертизой, это просто по нынешним временам фантастика. И у меня абсолютное было убеждение, что все шло к оправдательному приговору. А затем оставили один самый неосновательный эпизод, и это расценивали каким образом, что суд нагнули, приказали, телефоны и прочее.

У меня, наверное, другое на этот счет объяснение. Это военный суд, Тихоокеанский… Моряки – ребята бывают более независимые. И мне представляется картина, когда пришли все следователи, оперативники, прокуроры, бухнулись в ноги и сказали: «Отец родной, не казни, вынеси оправдательный приговор, может, еще уголовное дело возбудят». Суд выносит поэтому единственный из десяти пунктов обвинительный приговор… И какую же меру наказания назначает? Ведь там же чудовищный НРЗБ, а в 12 – 12, это нижний предел, нижняя санкция 12 статьи. И Пасько фактически назначают 4 года лишения свободы. В ²⁄₃ сокращение, с какого перепугу? Можно назначить по нижнему пределу, но должна быть совокупность исключительных обстоятельств. У Григория Пасько, который молодой человек, с ребенком…

А.Соломин― А что понимается под исключительными обстоятельствами?

Г.Резник― Какие-то тяжелейшие заболевания, какие-то особые заслуги перед государством. Потом, обязательное вообще признание вины, раскаяние, совокупность, какие-то блистательные характеристики.

А.Соломин― А Пасько ведь не признавал?

Г.Резник― Нет. Он не признавал свою вину, конечно. Он сам накликал такую вину, потому что первый суд, который рассматривал дело, он его оправдал в государственной измене, но опять, перешел на злоупотребление служебными полномочиями. И вот этот приговор обжаловал Пасько. Потому что он считал себя вообще ни в чем не виновным. И можно сказать, что в таком случае прокуратура опротестовала приговор с позиции обвинения, и в результате по второму делу мы получили такой приговор, по которому, я считаю, судья, который возглавлял, он показал… А, ну хорошо, ладно, я вас уважу, но будет абсолютно ясно из самого приговора, что Пасько невиновен. Вот эта мера наказания, вот это исключение 9 пунктов из 10. Поэтому я вам и сказал, Алексей, я рассматриваю приговор по Пасько как скрытый оправдательный. Кроме того, Пасько был офицер тогда, абсолютно ненормально была организована военная журналистика, потому что все носили погоны. И были абсолютные претензии, такого не было ни в одной стране. И сейчас у нас все журналисты по военной тематике, все они цивильные люди.

А.Соломин― Генри Маркович, давайте напомним в двух словах слушателям, в чем обвинялся Пасько?

Г.Резник― Пасько обвинялся в том, что он передал секретные сведения японцам. Они не были признаны разведчиками или прочим, просто напросто, что он делал записи… Он как журналист освещал многие темы. И что он эти сведения собирался передать представителям иностранного государства. Повторяю, что все это было опровергнуто. И надежнее всего был опровергнут десятый эпизод. Я могу сказать, что редко когда представляется возможность защите поиздеваться над обвинением. Вот моя речь в защиту Григория Пасько уже в военной коллегии Верховного суда, я подключился на стадии кассационного обжалования. Вот она носит характер издевки. И такую вот возможность предоставил мне сам суд этой оценкой обвинительных доказательств. Не представляете, что он сделал с экспертами, они невежественные, некомпетентные, они поверхностно изучают обстоятельства дела. Их выводы противоречат не только нормам закона, но и общеупотребительным словарям русского языка, они координаты не могут правильно исчислить. И это все есть в этом приговоре формально-обвинительном, по которому дали несообразную меру наказания. И вот как раз этим, я считаю, Тихоокеанский суд показал: хорошо, я пошел вам навстречу из-за каких-то обстоятельств, но вы знайте, что вообще-то я осудил невиновного человека.

А.Соломин― Генри Маркович, когда я читаю свою ленту в Фейсбуке, понятно, там огромное количество комментариев в защиту Ивана Сафронова, потому что очень много журналистов, и я сам с ними абсолютно солидарен, мы с Ваней лично знакомы, ровесники, даже работали вместе по линии Минобороны вместе какое-то время. Но среди комментариев под замочной записью, поэтому не буду говорить, кто это написал, я встретил примерно такого содержания: «Ребята, я понимаю, он ваш друг, но ФСБ – это не центр Э, это не полицейские, которые наркоту подкидывают. Это серьезные ребята, и они просто так обвинениями кидаться не будут, если взяли, там что-то есть». Как вы можете прокомментировать такой отзыв?

Г.Резник― Такая оценка на фоне уголовных дел Оксаны Севастиди и еще трех женщин, которые были осуждены за государственную измену, и дела эти были рождены Федеральной службой безопасности, такая оценка высокого уровня, их серьезности, неподкупности, она весьма и весьма уязвима. Я напомню о том, что Оксана Севастиди и еще трое женщин были осуждены по статье о государственной измене. Эти простые женщины смотрели, как передвигается состав с абсолютно открытой техникой нашей военной. И они позвонили… Она была жительницей Сочи, они тоже не помню, Сочи-Краснодар, они позвонили своим знакомым в Грузию и сказали, что перемещается такая техника. Дело вот в чем, что в их действиях формально даже не было состава преступления 275-й статьи. В одном случае только можно говорить о том, что там был представитель иностранной организации. Они смски вообще отправили частным лицам. Вот представьте себе конструкцию статью 275-й, там написано так, что передача сведений, представляющих государственную тайну, иностранному государству, иностранным организациям или их представителям. Вот если сообщать частному лицу, это вообще не подпадает под эту статью. Но главное – каким образом можно было вменить этим женщинам несчастным, что они разглашают государственную тайну? Откуда они знают вообще, что перемещение техники военной подпадает под засекреченные сведения?

Их случайно обнаружили в недрах нашего ГУЛАГа. Это были женщины, которые не могли позволить себе защиту по соглашению, там были защитники по назначению. И затем случайно выяснили, что осуждены и томятся у нас в колониях строгого режима женщины вот такого рода. И когда стало известно, я предположу, когда доложили, наверное, президенту, мне кажется, что чувство стыда за действия сотрудников систем, в которых он был воспитан… Потому что тут же они были помилованы.

А.Соломин― Четырех женщин Владимир Путин помиловал в 2017 году, в числе и Оксану Севастиди.

Г.Резник― Были помилованы еще, по-моему, две, а одной скостили срок. Вот эти дела были искусственно созданы. Как такие дела вообще могли пройти через следствие, через суд? Какая-то иллюстрация того, что в данном случае вот это справедливое судебное разбирательство и расследование не гарантировано. Там другая мотивация, видимо, была. Вот как можно было посмотреть смс и привлечь вот этих женщин за то, что они видели перемещение военной техники? Что это такое? Что могло двигать вот этими сотрудниками ФСБ на этом уровне? Наверное, желание получить звездочки… Эти дела – это просто позор системы. И они вообще должны были бы иметь продолжение, потому что в общем здесь попахивает составом, привлечением к уголовной ответственности заведомо невиновных. Эти дела прошли. И только случайность способствовала тому, что вот эти женщины предпенсионного и даже пенсионного возраста были освобождены. Вот интересно, как, в свете вот этих данных… Я уже не буду, мы сейчас перейдем, основная группа риска у нас ученые.

А.Соломин― Мы сейчас об этом поговорим.

Г.Резник― Вот на этом фоне как раз такая оценка, которую вы сейчас процитировали.

А.Соломин― Я, кстати, хотел еще обратить внимание, что дело Оксаны Севастиди, преступление, которое ей вменили, было совершено в 2008 году, когда был российско-грузинский конфликт. А преследование началось, если мне не изменяет память, в 2015 году..

Г.Резник― В 2013.

А.Соломин― Пять лет.

Г.Резник― Пять лет прошло. Спрашивается, последствия были какие-то? Ну а дело Светланы Давыдовой? Слава тебе, господи, что там было дело прекращено.

А.Соломин― Вот тоже интересно, почему такая разница. Там помилована, а тут именно само дело развалилось. Но об этом – сразу после перерыва, я напомню, что у нас в гостях адвокат, заслуженный юрист России Генри Резник, сегодня мы в «Лукавой цифре» говорим о таком преступлении как госизмена.

НОВОСТИ

А.Соломин― Продолжаем эфир, 20 часов и 33 минуты в российской столице, мы работаем в прямом эфире, это радио «Эхо Москвы», ютуб-канал «Эхо Москвы» или канал «Эхо Москвы» в Яндекс.Эфире. Вторую часть эфира я стараюсь построить на вопросах от наших слушателей, в чате в ютубе «Эха Москвы» вы можете их задавать или +7-985-970-45-45. Адвокат, заслуженный юрист России Генри Резник сегодня герой нашей программы, мы говорим о госизмене. Генри Маркович, прямо перед перерывом, в котором он рекомендует несколько книг, точнее, говорит, какие именно он перечитывает книги, зрители в Ютубе могут обратить на это внимание. Перед перерывом мы с вами упомянули дело Светланы Давыдовой, но ведь оно достаточно сильно отличается от дела той же Оксаны Севастиди, хотя они обе не допущены к государственной тайне, не знают, что представляет из себя государственная тайна, и обе сообщили о передвижении российских войск, одна в Грузию, другая в Ростове, на территорию Украины.

Но Оксану Севастиди осудили, а потом ее помиловал президент. Светлану Давыдову, дело не дошло до приговора, развалилось. А почему такая разница?

Г.Резник― Это можно улыбнуться. Потому что она тоже сообщила о передвижении нашей техники военной, она сообщила во время конфликта в Украине. И наше правительство всегда отрицало, что мы участвовали в этом конфликте. Поэтому если бы ее привлекли, тогда надо было бы признать, что эти сведения соответствуют действительности, что действительно наша техника военная передвигалась в Донбасс, в мятежные вот эти области. Но поскольку это не признавалось официально, эта новость, очевидно, являлась фейковой. Но за фейковые новости нельзя же привлечь. Поэтому вот такое отличие.

А Севастиди в смске сообщила о передвижении техники в конфликте грузинском. А там действительно участвовали, соответственно, была оказана военная помощь. Вот, собственно говоря, чем они отличались. НРЗБ такая. Если бы признавали, что мы участвуем в конфликте, но я так понимаю, у Давыдовой могла бы быть другая судьба.

А.Соломин― В 2012 году был изменен закон, 275 статья, она получила расширение. Можете сформулировать, чем отличается новая версия закона от той, которая действовала до этого? Она стала хуже? Или, наоборот, точнее?

Г.Резник― Я бы так сказал. С одной стороны, она вроде как уточняет. С другой стороны – расширяет. Как раз эта резолюция ПАСЕ, там анализировались национальные законы не только российские, о гостайнах. И говорилось так, что одни слишком скупы, а другие слишком широки. Расширение идет по части понятия «безопасность». Потому что вот эта норма до 12 года говорила о внешней безопасности. А сейчас она говорит просто о безопасности. И сюда можно при желании подверстать не только внешнюю безопасность. А внешняя безопасность очень четко определяется, это суверенитет, это внешняя… обороноспособность страны и территориальная целостность. Вот внешняя безопасность. Внутренняя безопасность включает, например, сферу экономики. Она может включать сферу внутриполитической жизни. Ну, к примеру, это просто такая фантазия, поскольку в этой части норма пока не нашла применения. Ну я не знаю, как. Купленные митинги, дестабилизация внутренней обстановки, но это так, фантазии. Поэтому такое расширение пока еще в правоприменении не отразилось. И собственно говоря, потенциально тревожиться о том, не будет ли какого-то расширения. Но что касается вот этой НРЗБ помощи враждебной деятельности, то сейчас это расшифровывается, что это помощь финансовая. Материально-техническая и конституционная. Что конкретно под это может быть подведено – не будем гадать. Пока, повторяю, эта норма… Пока дремлет это приращение. Оно еще пока не актуализировано.

А.Соломин― Генри Маркович, у меня есть предложение провести такой теоретический эксперимент. Вот я назову сейчас себя неким Василием Пупкиным, который хочет, чтобы к нему предъявили обвинение по госизмене. И я буду задавать вам вопросы…

Г.Резник― А почему Уткин?

А.Соломин― Пупкин! Пупкин… Ни в коем случае. Смотрите. Должен ли у меня быть умысел совершить предательство по отношению к государству, чтобы против меня возбудили дело по 275 статье?

Г.Резник― Умысел, это преступление.

А.Соломин― Должен быть. Должен ли я, чтобы наступила ответственность, иметь на руках государственную тайну или сведения, представляющие государственную тайну? И должен ли я знать, что это государственная тайна?

Г.Резник― В том-то и дело как раз. Вообще государственная тайна, вот эти сведения, которые к ней относятся, секретятся огромным количеством министерств, ведомств, организаций. Кстати, я не знаю сейчас, вы правильно заметили, я давно не веду эту категорию дел. Но было интересно обнаружено, что одни и те же сведения могут секретиться по двум направлениям, одни и те же сведения. Одна организация рассекретила, а другая гриф секретности не сняла. И это и тревога, журналисты имеют дело с постоянными сведениями в военной области. То же самое перемещение техники, закупка вооружений, участие в каких-то военных конфликтах. И они не располагают точными знаниями, подпадает это под тайну или не подпадает это под тайну. И они находятся в группе риска. В таком случае, в общем, четко совершенно нужно понимать, что лица, которые не обладают точным представлением о характере сведений, которыми они оперируют, они не подлежат уголовной ответственности по данной статье, потому что сознанием должно охватываться, то что я вот эти сведения, они являются государственной тайной и я их представляю. Но тут вот такой момент. 275-я статья, например, по шпионажу, по выдаче тайны там очень интересно. Там сформулировано таким образом, что они должны знать, это должно быть не просто на секретном носителе и иметь доступ по службе, по занятиям, по роду деятельности и «в иных случаях». Что такое иные случаи? Это норма как раз, и здесь опасение, что она излишне широка. Вот если вспомнить эту резолюцию, где-то она излишне скупа, а у нас она стала излишне широкой. Вот эти понятия иных, под них можно подверстать, конечно, много чего. И ясно, что журналистское сообщество встревожено, потому что журналистам постоянно приходится общаться с секретными носителями, с ответственными лицами.

И они собирают информацию по крохам. Какие-то обрывки фраз, определенные данные, они что-то домысливают. Журналисты, надо помнить, это цепные псы демократии. И поэтому они должны осуществлять контроль общества над разного рода злоупотреблениями. Я вам, это мое мнение в отношение возбуждения дел к Ивану Сафронову. Мне что-то кажется, что здесь серьезная мотивация. Серьезная мотивация в нынешнее время – это деньги. Как раз по тем проблемам, которые написал Иван, там крутятся очень большие деньги, там закупки, там проекты, там разные договоры, сделки. Там хищения, там откаты, там взятки, вполне возможно. Вот по нынешним временам, я что-то не очень верю в высокую мотивацию действия, даже тех, кто у нас наверху, исключая, может быть, одного-двух-трех человек. И здесь, может быть, Иван наступил как раз на больную мозоль.

Повторяю, это моя версия, если только нет самого страшного. Мы, конечно, все можем предполагать, но как-то очень непохоже.

А.Соломин― Еще один вопрос нашего теоретического эксперимента. Должен ли я, Василий Пупкин, получить вознаграждение или другую явную выгоду, чтобы понести ответственность?

Г.Резник― Ну вообще не обязательно. Шпионаж может быть из идейных соображений. Например, супруги Розенберг, которые выдали секрет атомной бомбы, действовали из идейных соображений. Тот же Сноуден действовал из идейных соображений. Ну, что сказать. В таком случае Иван просто усыпил бдительность, это какого-то редкостного актерского дара человек, который на самом деле не был патриотом, а он просто был ненавистник России, и он стремился нанести ей вред, исходя из соображений идейных. Так что получение денег, когда тебя вербуют, когда ты, может быть, сам предлагаешься разведке иностранных государств, оно не обязательно. Могут быть и иные побуждения.

А.Соломин― И последний блок вопросов. Должен ли я, Василий Пупкин, знать, что мой визави работает сотрудником спецслужб другого государства? Должен ли он работать на эти спецслужбы? И могу ли я за кружкой пива рассказать знакомому из другой страны, как в России торгуют ракетами, полагаясь на то, что я прочел в интернете? Чтобы стать фигурантом дела.

Г.Резник― Это вопрос очень важный, который был поднял в деле физика Данилова. Ему вменили как государственную тайну сведения, которые давно крутились в открытом пространстве. Просто напросто. Поэтому на его защиту встали выдающиеся ученые, включая Нобелевского лауреата Виталия Гинзбурга, члена президиума Академии наук Юрия Рыжова, которые показывали, что все это было уже в открытом доступе. А гриф «секретно» по одному из ведомств не был снят. Поэтому, например, в этом опять же вращаюсь, вот эта резолюция ПАСЕ, где было четко сказано, что то, что находится в открытом доступе, не может составлять государственную тайну. И Данилова, кстати, по первому приговору, его суд присяжных тогда оправдал. Оправдал подавляющим большинством голосов потому что защита представила многочисленные данные, что эти сведения в открытом доступе. И представила заключение видных российских ученых. А вот по второму делу судья сделала такой вот финт ушами, я бы сказал. Она сказала, что присяжные решают вопрос факта. Поэтому вопрос о секретности-несекретности правовой, а не фактологический. И поэтому вопрос, такие сведения, они по договору? И да, он передавал договор, совместно с научно-исследовательской фирмой, институтом зарубежным. А судья определяла, секретно или не секретно. Определяла не по фактическим данным, а по не снятому грифу секретности.

Вообще нужно сказать, что у нас группа риска по делам данной категории, где выносятся несправедливые приговоры, это ученые. И вот представьте себе, я полагаю, что статья 275 должна быть реконструирована, потому что она не рассчитана изначально была на то, что могут быть эти сведения… Свобода научной информации происходит. И, возможно, при контактах с зарубежными учеными выход какой? Выход итоговый— публикация статьи какой-либо в журнале научном зарубежном. И что это никак не может быть приравнено к традиционному шпионажу или выдаче гостайны. А сроки страшные, с 12 до 20. Каким-то образом мне представляется, что это должна быть отдельная статья. Как есть статья «Разглашение государственной тайны», должна быть определенная часть для такого рода действий, когда заключается вот это соглашение между научными институтами, то, например, оглашение Данилову проходит через отделы… Есть отделы специальные, которые смотрят, есть там секретные данные, нет их. Но, видимо, состояние засекречивания таково, что иногда даже невозможно определить. А дальше уже, исходя из каких-то соображений, это подводится под тайну. И вот эти ученые, которые проводили разработки, потом выясняется, что это продукция двойного назначения. Никак это нельзя приравнивать в шпионажу и нижнюю планку определять в 12 лет. Мне думается, в этом направлении должно усовершенствоваться наше уголовное законодательство, это какой-то особый вид контактов, при которых раскрываются государственные тайны.

А.Соломин― Генри Маркович, упоминая дело ученого Данилова, вы сказали, что подсудность была у присяжных. А сейчас присяжные занимаются этими делами или нет?

Г.Резник― Вообще под флагом борьбы с терроризмом, с чем можно соглашаться, дела о терроризме… Это достойно обсуждения. Дела о терроризме изъяли из подсудности судов присяжных. И вот я как раз на примере дела Данилова показал, чем руководствуются присяжные, они руководствуются здравым смыслом. Не может то, что в открытом доступе, это не может быть в составе государственной тайны. И вот сейчас все-таки мы выступили с предложением, я озвучил в Совете прав человека, выступая перед президентом… Дела о взятках, особо квалифицированные, дела об изнасилованиях, дела о квалифицированных разбоях, бандитизме. И те же дела о шпионаже. Они должны возвратиться в подсудность судов присяжных. Присяжные совершенно могут разобраться вот в этих делах и ответить на вопрос, что вот эти данные каким образом могут составить государственную тайну или не могут составить государственную тайну.

Вот по этой причине мне представляется, что их нужно возвратить в подсудность судов присяжных.

А.Соломин― Наша слушательница Елизавета спрашивает у вас. Закон о СМИ содержит запрет цензуры и прямо обязывает журналиста опубликовать любую общественно значимую информацию. В то же время гриф секретности могут повесить на информацию уже после ее попадания в публичное пространство. Как тогда быть журналисту, где искать грань между патриотическим интересом и потенциальным ущербом?

Г.Резник― Ну, ответ на этот вопрос вот какой. Закон о государственной тайне запрещает секретить многие сведения. Он запрещает секретить сведения о здравоохранении, из области экологии, о продовольствии, по стихийным бедствиям, по авариям. И так далее. Вот такого рода сведения, если получают журналисты и пытаются их скрыть, не может выдан гриф «секретно». Но если он сталкивается с материалами, на которых гриф «секретно», это вопрос достаточно сложный. Здесь все-таки нужно публиковать такие сведения, когда речь идет о злоупотреблениях. Секретиться не могут нарушения закона всеми органами государственными. И поэтому в данном случае, если журналист полагает, что здесь были нарушения закона, и совершены какие-то действия, которые наносят вред обществу и государству, в таком случае может и должен придать их огласке. Вот ответ на такой вопрос.

А.Соломин― Спасибо большое. Время наше, к сожалению, подходит к концу. Сегодня мы говорили о статье за госизмену, 275-я статья Уголовного кодекса Российской Федерации. Напомню, 118 уголовных дел, по данным «Коммерсанта», во всяком случае, с 97 года было возбуждено, и только один оправдательный приговор у Александра Никитина, эколога. Об этом деле вы можете найти подробно, прочитать в интернете. Генри Маркович Резник – наш герой сегодняшний, адвокат, заслуженный юрист России, был защитником Александра Никитина. Генри Маркович, спасибо вам большое за участие в программе.

Г.Резник― Благодарю.

А.Соломин― И всего доброго. До свидания, спасибо.

Источник: Эхо Москвы, 15.07.2020