Russian English

Как это изменить. Об "иностранных агентах" и стратегиях перехода к демократии

Игорь Кочетков

Игорь Кочетков, российский публицист, кандидат исторических наук

Провал демократического перехода в России признан, пожалуй, уже всеми политиками, которые этим переходом пытались руководить. Однако понимают ли они (и мы вместе с ними) причину провала? Заключается ли она в выборе неправильной цели («цель оказалась недостижимой») или неадекватных средств? Маленькая история об «иностранных агентах» может помочь ответить на этот большой вопрос.

Не только институты

Лет пять-шесть назад, когда число НКО в списке иностранных агентов стало совсем не смешным, а их перспективы скорее пугающими, среди иноагентов появилась мощная идея — надо убедить государство внести изменения в закон об иноагентах.

Надо — говорили тогда — сделать его юридически определенным, а то он какой-то неопределенный. Вот, например, нет определения «политической деятельности». Надо определить!

И много тогда всякой суеты поднялось вокруг этого, прямо как в какой-то крыловской басне: руководители известных НКО писали посты на сайте «Эха Москвы», в Совете по правам человека собирали маститых юристов, те писали свои «определения политической деятельности» и передавали их в администрацию президента и так далее.

Администрация президента инициативу заметила и пошла ей навстречу. А как иначе-то? В демократической стране ведь живем! В правовом, так сказать, государстве! Определение «политической деятельности» было внесено в закон об НКО. Как «политическая деятельность» в нем было определено… вообще все, чем могут заниматься НКО. Просьбы общественности о большей определенности законодательства были уважены, и закон заработал лучше прежнего. В смысле: иноагентов стало больше, хороших и разных.

С тех пор НКО об изменениях законодательства об иноагентах больше не заикались. Я думал — это от понимания того, что неправовой закон невозможно «поправить». Между неправом и правом разница качественная, а не количественная и не стилистическая.

Шли годы. Число СМИ в списке иностранных агентов стало совсем не смешным, а их перспективы неопределенными. Руководители СМИ решили: надо менять закон об иноагентах. Собрали маститых юристов (неужели тех же самых?), которые написали поправки. Руководители СМИ изложили поправки в письме президенту и другим. Среди прочего президенту предлагают… четко определить понятие «политической деятельности». Мы все время повторяемся — и тут явно что-то не так.

«Строители демократии» в постсоветской ⁠России сосредоточились на правилах и институтах, в том ⁠числе «хороших» законах. Их любимая ⁠мантра еще с 90-х: «Надо создавать институты». Как насчет изменения точки зрения?

Людей ⁠в общество объединяют не ⁠только ⁠правила (законы) и системы правил (институты). Наше ⁠индивидуальное и групповое поведение определяется тоже не только законами или другими явно установленными правилами. Кроме правил у нас есть представления о хорошем и плохом, нормальном и ненормальном, истинном и ложном — обо всем том, на основании чего, в том числе, устанавливаются правила. Но и это еще не все. Третью систему, определяющую общество, назовем образами жизни — это привычки, позволяющие нам выжить в нашем конкретном окружении. Эти системы не сводимы друг к другу, не взаимозаменяемы. Каждой из них соответствует свой способ связи между людьми — соглашения, речь и подражание соответственно.

Правила — это сознательно созданные и изменяемые людьми побудительные мотивы и ограничения для взаимодействия. Будь то Конституция и законы или правила игры в прятки, они имеют значение для некоторой группы людей постольку, поскольку ее члены договариваются об их соблюдении.

Представления — не правила, а истины. О них не договариваются, их либо принимают, либо нет. Те, кто не принимает, — обрывают социальную связь и исключаются из дальнейшего общения. Исключенные просто по определению не могут быть участниками соглашений о правилах.

Во время обсуждения Госдумой проекта закона «о запрете пропаганды гомосексуализма» один из депутатов прямолинейно ответил на вопрос журналистов, почему законотворцы не хотят выслушать мнение ЛГБТ-активистов: «Но мы ведь не приглашаем террористов на обсуждение антитеррористического законодательства». Отождествление ЛГБТ-активистов с террористами в данном контексте было вполне уместным: в системе представлений авторов и сторонников этого закона речь ЛГБТ-активистов выглядела такой же бессмысленной и нечленораздельной, как речь террористов, возражающих против антитеррористического законодательства.

Когда вредно улучшать плохие законы

В 2021 году руководители СМИ, подписавшие упомянутое в начале обращение к президенту, оказались в том же положении, что ЛГБТ-активисты в 2013-м и руководители НКО в 2016-м: они попытались вступить в переговоры с государством о правилах (нормах закона), имея представления по существенным в данной ситуации вопросам, не совместимые с аналогичными представлениями у партнеров по переговорам. Результат, ожидаемо, будет таким же, как и раньше.

Перед нами двойное несоответствие представлений. Прежде всего — в представлениях о законодательстве как таковом. Это очень древнее разногласие, восходящее еще к Платону и Аристотелю.

Авторы обращения к президенту считают (и лично я это представление разделяю) закон соглашением между гражданами, заключенным через их представителей для общего блага, обязательным для всех, включая политиков и чиновников. Граждане подчиняются не последним, а законам. Президент же и иже с ним полагают, что законы создаются политиками и чиновниками для управления гражданами. Это один из инструментов управления. Поскольку к каждому из ста сорока с лишним миллионов россиян руководителя и контролера не приставишь, государство дает гражданам письменные инструкции. Но странно думать, что инструкции как-то связывают их авторов. Последние могут их менять, если станет ясно, что они недостаточно хороши для решения задач, или если задачи изменятся. Граждане подчиняются политикам и чиновникам, а законы нужны постольку, поскольку прямое общение между ними не всегда возможно.

При этом государство, оставаясь при своем представлении о законах, может даже поощрять граждан за предложения по их, законов, изменению. Ведь если гражданам непонятно, какие задачи перед ними ставятся, значит, инструкции недостаточно хороши, и их нужно улучшить так, чтобы было понятно.

Недавно в Кремле заявили, что рассмотрят предложения главных редакторов. Конечно, рассмотрят! Возможно, даже одобрят. И не просто одобрят, но и дополнительно уточнят. В Кремле вполне могут согласиться с главными редакторами, что «закон плохо написан», и переписать, чтобы стало «хорошо». Проблема только в различиях критериев «плохого» и «хорошего».

Тут мы переходим ко второму различию представлений «независимых СМИ» и Путина. Его ясно описал Алексей Венедиктов:

Я говорю: «Понимаете, он (Путин) видит медиа как инструмент». В нормальном обществе демократическом медиа — это институт. С разными взглядами, разными владельцами, разными оценками, разным образом поддержки. А здесь это инструмент. И если инструмент направлен против него — он будет либо менять владельца, вырывать из рук. Либо ломать. Так будет.

Для редакций СМИ это институты (системы правил), а для «коллективного Путина» — инструмент. Институты существуют для своих агентов. В нашем случае это журналисты, редакторы, читатели и так далее. «Хороший» институт должен согласовывать противоречивые интересы и цели каждого из агентов. Инструмент же существует для его пользователя. В нашем случае — «коллективного Путина». «Хороший» инструмент должен быть удобен для пользователя. Неудобный инструмент его пользователь может заменить или приспособить к своим нуждам. Мнение инструмента при этом значения не имеет.

Институт может жить сам по себе. Его цели и способы их достижения (они же — предписания всем агентам) заложены в нем самом: журналисты собирают, распространяют и комментируют информацию и сами отвечают за ее достоверность, главные редакторы принимают решения о производстве и выпуске материалов, аудитория выбирает, какие материалы ей читать (слушать, смотреть), и так далее.

Существование инструмента, напротив, без хозяина (пользователя) не имеет никакого смысла даже для самого инструмента. Хозяин наделяет его и задачей, и способом ее выполнения. Если инструмент работает плохо, он либо неисправен (см. выше), либо хозяин плохо определил его задачу и способы ее выполнения.

Представления независимых медиа о себе и государства о них, к сожалению, принципиально несовместимы, поэтому обращение главных редакторов к Путину с сообщением «закон плохо написан» может привести к неожиданным для редакторов последствиям. Сообщение «закон плохо написан» он прочитает как «в инструкции есть пробелы, не позволяющие СМИ правильно понимать и решать задачи государственной пропаганды».

В результате законы изменят так, чтобы уже наверняка все медиа, работающие, по мнению властей, против них, стали «иностранными агентами», а у остальных не осталось ни одной причины считать себя самостоятельными институтами. Предложения главных редакторов «учтут» до неузнаваемости, и его авторам останется только оправдываться перед изумленной публикой: «Не этого мы хотели».

История с поправками 2016 года в законодательство о НКО, которые государство также считает своими инструментами, а вовсе не самостоятельными институтами, может повториться. Вот почему надо бояться данайцев, дары приносящих, то есть администрацию президента, готовую рассмотреть предложения общественности по улучшению репрессивных, по сути своей, законов.

Это, однако, не означает, что у независимых медиа, независимых НКО и вообще свободных граждан в России осталась одна дорога — из институтов в государственные инструменты. Не имея шансов изменить законы, они могут работать с представлениями. Как говорил герой одного старого фильма: «Тот, кто нам мешает, нам поможет».

Когда абсурд полезен

Альтернативой попыткам «улучшить» законодательство уже давно стала стихийная кампания НКО и СМИ под кодовым названием «Иностранный агент — знак качества». В минюстовских реестрах действительно оказались лучшие правозащитные, благотворительные организации и СМИ, поэтому попадающие туда лица вполне могут использовать новый статус для продвижения своих брендов. Борцы за отмену или исправление закона уже сказали, что «знак качества» — это, «конечно, не так», «шуточки», «бравада и ирония». Между тем стратегия «Иностранный агент — знак качества» эффективна и перспективна, в отличие от стратегии «Отмените (ну, ладно — хотя бы исправьте) закон!», именно потому, что это ирония и шуточки.

Преследование «иностранных агентов» — это история не о правилах, а о представлениях. Государство использует старое советское представление «иностранный агент равно враг» в своем послании обществу: не сотрудничайте и не поддерживайте эти организации, не читайте и не смотрите эти медиа, потому что они иностранные агенты. Законы об «иностранных агентах» нужны, если и пока несут это послание.

Когда в «иностранные агенты» стали записывать правозащитников, часть из них возмущалась: «Мы патриоты своей страны, работаем на ее благо, и этот ярлык нас оскорбляет!» Патриотизм надо было доказывать, поэтому пришлось отказываться от иностранного финансирования. Это ожидаемо приводило к сокращению деятельности до минимума или вовсе делало ее невозможной. Некоторые самоликвидировались, чтобы снять с себя «позорное клеймо». Выбравшие такой путь прочитали государственное послание так, как оно было написано: «Иностранные агенты — враги, а враги не должны здесь работать».

Другие организации, напротив, приняли новый статус с гордостью и продолжили работать на иностранные деньги. «Права человека универсальны, — сказали они, — и мы гордимся поддержкой людей по всему миру. У нас с ними общие ценности. Мы — агенты прав человека». Российских денег у гордых правозащитников тоже стало больше. Соотечественники стали донатить им и на текущую деятельность, и на штрафы за нарушения неправовых законов. Сторонники не отвернулись, но мобилизовались и сплотились. Их стало больше. Все это только потому, что государственное послание прочитано не так, как написано.

Как это работает?

Общий принцип прост: не можете изменить правила — попробуйте изменить представления, на которых они основаны. Прежде всего — в своей голове.

Представления — это знак. У них есть означающее и означаемое. Из связи между ними извлекается смысл. Хорошая новость в том, что, как учит нас структуралистская лингвистика, связь между означающим и означаемым произвольна. Значит, мы можем относительно свободно менять смыслы. «Иностранный агент — враг» может быть заменено на «Иностранный агент — знак качества».

Тогда государственное послание «Не сотрудничайте с иностранными агентами» становится бессмысленным. Одновременно с этим законодательство об иностранных агентах теряет почти всю свою репрессивную силу. Репрессивная история превращается в бюрократическую, как выразился Александр Черкасов (ПЦ «Мемориал», признан иностранным агентом на территории РФ еще в 2014 году).

Проделать это с представлением о врагах-иноагентах совсем не сложно. Только 37% россиян считают, что смысл соответствующих законов в «ограничении влияния Запада». 40% видят в них «способ давления на независимые общественные организации» (Левада-центр, признан иностранным агентом на территории РФ).

«Знак качества» — это смешно? Вот и хорошо! Ответ иноагентов на государственное послание должен быть неожиданным и абсурдным. Именно так устроен юмор, поэтому в данном случае он то, что нужно. Только на «знаке качества» нельзя останавливаться. Юмора и абсурда должно быть больше. В идеале тысячи граждан и организаций могли бы, например, объявить себя иностранными агентами и отправить в Министерство юстиции отчеты о своей «политической деятельности» со скриншотами постов в социальных сетях за последний год и средствах, полученных из-за рубежа. Не надо опасаться за свою безопасность. Если вы и правда что-то получали, кому надо, об этом и так уже знают.

Более реалистично выглядит создание уже зарегистрированными «иностранными агентами» нового общественного движения — «Союз иностранных агентов». Юридическое лицо регистрировать не надо, чтобы у Министерства юстиции не было повода отказать. Общественные объединения без образования юридического лица у нас все еще легальны. «Иностранные агенты» — тоже. Такой «Союз» мог бы свободно распространять информацию о пользе, приносимой «иностранными агентами» обществу; проводить собрания, митинги и демонстрации и так далее.

Только представьте перед какими интересными дилеммами оказались бы тогда чиновники! Например, вносить ли новорожденную НКО с таким названием в реестр иностранных агентов? «Иностранный агент "Союз иностранных агентов"» звучит отлично, я считаю. Отвечать на этот и другие, не менее абсурдные, вопросы придется публично.

О хороших привычках

А как насчет дополнительной отчетности, штрафов, потери рекламодателей и других административных и экономических неприятностей «иностранных агентов»? Как бывшему руководителю организации — «иностранного агента» (до сих пор благополучно работающей), мне эти неприятности хорошо известны. Тут мы переходим от правил и представлений к третьему виду социальных связей — подражанию, через которое складываются наши образы жизни. Мы можем подражать хорошим практикам помощи и солидарности с несправедливо преследуемыми и поощрять к этому других.

Практик помощи и солидарности, в том числе с «иностранными агентами», существует уже много: распространение информации в соцсетях, разовые и регулярные пожертвования, акции солидарности, сбор средств на выплату штрафов и так далее. В конце концов, даже чтение и просмотр независимых медиа в интернете, если доступ к ним не заблокирован, и обход таких блокировок (техника позволяет) в других случаях — тоже полезная привычка и часть образа жизни, которую уже не изменит ни один закон.

Полезные привычки, формирующие новый образ жизни, сталкиваются с вредными — из старого, времен тоталитаризма, образа жизни. Одна из вредных привычек — отказ в солидарности. В старые времена она могла стоить жизни и свободы, поэтому от попавших в опалу старались держаться подальше. Инициаторы проекта «улучшения» законов об «иностранных агентах» столкнулись с этим и сегодня: понимая, что существующий закон плох и угрожает всем, редакции многих ведущих СМИ отказались присоединиться к предложениям по его изменению.

«Мы не видим корпоративной солидарности», — посетовал Алексей Венедиктов.

Это серьезная проблема, но не проблема правил. Не репрессивные законы уничтожили корпоративную солидарность. Наоборот, они смогли появиться, потому что, в том числе, в этой корпорации не было привычки в солидарности. Отдельные случаи, как в истории с Голуновым, были, а вот привычка как часть образа жизни пока не сформировалась.

Классик теории демократии, американский политолог Роберт Даль писал:

Как и в отношении многих других вещей, можно быть уверенным, что спустя поколение политический режим в стране ненамного будет отличаться от того, что мы имеем на сегодняшний день.

В этом свете крах надежд политиков 1990-х на демократический переход, в смысле создания институтов демократии, был предопределен изначально. Что они могли реалистично ожидать тогда, можем ожидать мы и сейчас: осуществления изменений, увеличивающих свободу и независимость граждан от государства сегодня и повышающих шансы возникновения демократических институтов завтра.

История с «иностранными агентами» учит нас скромности и последовательности. Стены демократических институтов и законов могут твердо стоять на фундаменте представлений и привычек. Нам еще только предстоит разорвать смысловые связи многих авторитарных представлений в своих головах и создать много маленьких демократических (а не вождистских) сообществ, в которых мы научимся практиковать новый образ жизни.

Источник

Страна: